Где Вы там, уважаемый? Выпивки всем! Сегодня я угощаю.
Одобрительный рев и оживленное паломничество к барной стойке были лучшим доказательством того, что она не ошиблась. О ее маленьком «прегрешении» все моментально забыли. Даровой алкоголь — лучшая индульгенция. Вернувшийся бармен с энтузиазмом наполнял стакан за стаканом, бокал за бокалом, только и успевая делать пометки в блокноте, и в предвкушении баснословной выручки забыв даже за продырявленную столешницу. Лишь пятеро друзей Марти Торндайка остались с носом. Кипя от злости при виде пожимающей плечами, как бы говоря «такие дела», девушки, пообещав, что непременно отомстят, они ушли, поддерживая друг друга, так как не все твердо стояли на ногах. Но про них уже благополучно забыли.
Взглянув на шерифа из-за плеча, Джейн улыбнулась и подмигнула. Тот, удостоверившись, что никто не смотрит, показал ей большой палец и ушел. Инцидент был исчерпан.
В салуне становилось невероятно шумно и весело, и привлеченные этой атмосферой гуляния ротозеи с улицы заглядывали и быстро вливались в пьянку. Но самая настоящая радость, ликование, да что там, эйфория, пусть и совершенно отличные от всеобщих, царили на душе у Джейн. Прихватив бокал пива и едва не схлопотав по кумполу за то, что прощемилась без очереди, она чуть ли не вприпрыжку проследовала в свой уже обжитой угол, где ее никто не замечал и не донимал. По коже девушки загуляли мурашки, а стук сердца немного участился. Ее ждала процедура, вызывающая трепет, достойный священной церемонии. Прихлебывая пиво, Джейн приступила. Достала из кобуры и положила перед собой на стол свой любимый Кольт «Миротворец», именуемый «Сапсаном». С помощью ножа выкрутила винтик из рукоятки и сняла щечку. Под ней находился крохотный клочок бумаги, на котором с обеих сторон бисерным почерком были выведены семь имен. Четыре из них были зачеркнуты. Через пятое — «Марти Торндайк» — она, послюнявив огрызок грифеля, провела ровную черту. Оставалось лишь два: «Калеб Страуб» и «Эдди Купер». Разумеется, все эти имена были запечатлены в памяти Джейн навечно, незабвенные и неизгладимые, словно татуировка в интимном месте; она могла бы назвать их все без запинки, разбуди ее кто-нибудь ночью и изъяви столь странную просьбу. Однако когда очередная облеченная в бумагу и чернила персоналия вычеркивалась из списка, девушка испытывала удовольствие, не уступающее оргазму.
«Еще двое, папочка. Всего лишь двое. Правда, я молодец?».
— ... хлопцы, а вы слыхали, шо давеча в Сан-Прадера стряслося?
— Неа. А че у них там в их гадюшнике могло интересного приключиться?
— О-хо, могло, могло! Заключенные там поутикали, да всем скопом. Нехило, ась?
Откуда-то из глубины помещения донесся глухой отрывистый звук. Это Джейн, до сего момента, закинув ноги на стол, сонно покачивавшаяся на стуле, зрелищно грохнулась на пол. Услышанное, хоть и предназначавшееся не для ее ушей, живо вырвало девушку из полудремы. Что ни говори, день выдался особенно богатым на яркие впечатления.
— Да это ты байки нам травишь, ей-богу.
— Согласен. Как-то слабо в такое верится.
— А что такое «Сан-Прадера»?
—