не переносила. Один взгляд на церковь рождал в ней чувство паники и необъяснимой истерии, а попытка подойти поближе или даже, чего доброго, войти внутрь доводила вплоть до едва ли не раскалывающей череп головной боли, чудовищного жара во всем теле и долговременного упадка сил. Поэтому она неукоснительно избегала подобных контактов.
Однако с этой капеллой было что-то не так. Она тоже пугала Джейн, но иначе. Пугала так же, как и все это жуткое место, словно заклейменное неким ужасным проклятием, рожденным учиненной тут кровавой бойней. От капеллы, как и от каждого камня в стенах форта, веяло смертью. Оскверненная чем-то невообразимо жутким, она уже не была домом божьим. И покосившиеся двери, со скрипом приотворившиеся и манящие проглядывающей меж створок темной неизвестностью, как бы приглашали войти. Войти и больше никогда не выйти.
— Всего лишь сквозняк. Ох уж этот ветер-шалунишка, играет со мной злые шутки. Ха-ха... Ха... — хихикала Джейн близким к истерике смехом, прекрасно осознавая абсолютную неподвижность воздуха. — Но туда я не пойду, нет, спасибочки. Я ведь не героиня какого-нибудь третьесортного бульварного ужастика, написанного скучающим олигофреном. Да мне и не интересно, что там, вообще. И не страшно совсем. Вот... Почему я все равно это делаю?
И в самом деле, при всем нежелании, при всех доводах здравого смысла насчет глупости сей затеи, девушка поднялась и медленно стала подходить к капелле. Мрачная хибара заворожила ее, не позволяя пройти мимо, не давая убежать со всех ног. Она делала шаг, прислушивалась, осматривалась по сторонам, делала следующий шаг. Кольт все время держала наготове.
От толчка дулом револьвера двери все с тем же скрипом разошлись в стороны, впуская дневной свет. В целом, картина, постепенно всплывающая из полумрака помещения, вполне соответствовала внешнему состоянию строения. Разломанные стулья, составлявшие тут единственный элемент мебели, перевернутые подсвечники, сметенные со стен и растоптанные иконы, разгромленный алтарь. Кровь на полу и стенах. Но когда Джейн заметила источник этой крови, то отшатнулась, схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть, и со стоном исторгла себе под ноги свой скудный завтрак. Многие зверства повидала девушка на своем веку, многие зверства чинила сама, но такого ей и в кошмарах не снилось.
Под потолком капеллы был повешен человек, облеченный в заношенную сутану. Без сомнения, местный преподобный. Заметная даже под одеянием субтильность, а также сморщенная кожа на руках и босых ногах позволяли предположить, что священник находился в преклонном возрасте. Все выглядело сносно, пока тело, изначально демонстрировавшее спину, не повернулось передом. Тогда казнь заиграла новыми жуткими красками. Мертвые остекленевшие глаза, едва ли не вылезающие из орбит, не закрывались веками. Все потому, что веки отсутствовали. Как и губы, и нос. Как вся кожа. Лицо было освежевано. Более того, теперь стало понятно, что «веревка» брала начало из вспоротого живота несчастного. Лишенные ногтей пальцы были зверски изломаны. И в довершение, как венец этой кошмарной композиции, изо рта мертвеца торчала верхушка деревянного распятия, запихнутого