треск, а я с надеждой прислушивалась ну, когда же, когда раздастся этот долгожданный звук и он увидит мои сиськи, но ткань на удивление оказалась крепкой, а пуговицу, будто то сваркой приварили, помочь самой, я как-то не решилась.
Но и этого хватило, его бугорок в штанах так разбух, что это уже и не бугорок — холм, я только от одной мысли раскраснелась: это я только лифчик сняла, а если...
Стыдно, конечно, что у него встал на родную мать, но и приятно — гожусь ещё на что-то, а что больше, стыдно или приятно, я так и не поняла.
По дефилируя так до обеда я решила помыть полы — ускорить развязку.
Я полчаса елозила перед ним на коленях стараясь находится к нему только передом, чтобы он смог заглянуть в вырез халата, а когда стала выжимать тряпку, он предложил помощь.
Ах, озорник!
Специально подошёл по ближе чтобы заглянуть в ложбинку, между сисек, я кожей чувствовала, как он выжигает на мне узоры, сиськи так раскраснелись что это уже и не «дыньки»; а соски, того и гляди, проткнут ткань.
Я стояла перед ним на коленях, глядя как он выжимает тряпку и кожей ощущая его жадные щупающие взгляды.
Он так сильно выжимал тряпку, что она скрипела, избавляясь от последней капли.
А у меня, сердце перехватило. Мне вдруг так захотелось оказаться на месте этой грязной, драной тряпки чтобы он выжал меня всю без остатка, до последней капли.
В голове зашумело, и я ничего не соображая, вставая с колен потянулась к нему всем телом, мне хотелось только прижаться к нему, ощутить его силу.
Но нога предательски подвернулась, и я шлепнулась на задницу раскидывая ноги в разные стороны, отчего нижние две пуговицы на халате так быстро отлетели как будто их и не было никогда.
Мне так обидно стало, прямо до слёз: и не от того что пребольно ударилась задницей: и не от того что пуговица, на которую так надеялась осталась на месте, а от того... ну...
У меня ведь были другие трусы и новее и даже с кружевами ну почему я эти то надела?
Дура ты набитая! Соблазнительница херова!
Я так и сидела, раскорячив ноги, с распахнутым наполовину халатом, а в голове свербила одна только мысль: «ему же там ничего не видно, они такие закрытые». Вскочив, двинула что есть мочи по ведру воды отбрасывая его в сторону и отбивая палец на ноге и, ещё больше злясь на себя, хромая, ушла к себе в комнату.
А там, отыгрываясь, оторвала на хрен с корнем эту злополучную пуговицу — хотела и халат порвать в клочья, да жалко стало — а она и держалась то на двух ниточках, просто, они перекрутились с петелькой и надо то было...
Я так и уткнулась с головой в постель, жалуясь подушке.
Ближе к ночи, просила кого-то, умоляла: пускай мне приснится этот громадный член, пускай он делает со мной что хочет, пускай...
Ведь это, только, сон. Во сне всё можно.
Как назло, в тот