Исповедь под плетью в женской руке

Я нашел свою девочку в банальном притоне, претензиционно именуемом «элитным салоном». Много позже, после нашего с ней разрыва, я столько раз прокручивал в голове нашу встречу, что и сейчас помню ее во всех подробностях, вплоть до деталей интерьера той обители наслаждения.

В тот день меня побудило изменить привычный маршрут с работы домой то обстоятельство, что, как я узнал, в салоне, куда я нередко заглядывал, появилось несколько «новеньких» девочек, что совпало с моим желанием расслабиться после напряженного дня.

Все было как обычно. Та же гостиная меблировка: вкруг журнального столика обитые кожей диванчики и массивное кресло во главе. Те же кошачья грация томной администраторши и плавное движение ее руки, привычно подавшей чашку кофе. Та же хрипотца Джо Коккера из динамиков — видимо, им исчерпывались представления администраторши о подобающей музыке для моего контингента (вероятно, я считался навроде нежадного на чаевые, без особых фантазий «постоянником»). Те же длинноволосые нимфы, все как одна в массивных стриптизных туфлях, экстравагантном белье, сквозь которое просвечивали юные прелести соблазнительниц; то же щебетанье на общие темы, продажный грудной смех, все те же ужимки и навязчивый вопрос-ожидание в глазах у каждой: «ну что, пойдем?»

Я устало прикрыл глаза. Нет, я давно не комплексую насчет платной любви. В конце концов, что в наше время не продается? — каждый зарабатывает очки чем умеет. И все же эта внешне разнообразная масса брюнеток, блондинок, мулаток, рыжеволосых бестий по сути была одно. Мне представилось женское лоно, похотливо набухшее от соков желания, готовое поглотить, утопить в себе, засосать в бездонную глубь подобно слизкому болоту.

Стряхнув руку одной из озорниц с ширинки, я собрался было уходить. Как вдруг администраторша открывает дверь и в гостиную поочереди заходит несколько девушек, так что остальным, несмотря на просторное помещение, приходится потесниться. Первых две меня не особенно заинтересовали; увидев третью, я уже засомневался, стоит ли все-таки уходить не разрядившись. Но четвертая... это был эффект молнии... разорвавшейся бомбы... нет, даже эти сравнения меркнут по сравнению с эффектом появления последней из них.

Позже мне пришел в голову вопрос: почему же она? Именно она, среди всех этих длинноногих моделей? Разгадка оказалась проста: все дело было в контрасте.

Она была одна естественная, живая среди всех этих разряженных искусственных кукол. Возможно, встреть ее в тех же простых джинсах и топике где-нибудь на улице, я не обратил бы на нее особенного внимания, учитывая ее невысокий рост и скорее симпатичность, нежели красоту. Но тогда она выглядела воплощением девичьей грации, невинности и чистоты. Все, решительно все выделяло ее на фоне разбитных товарок: нежная белизна кожи; пышные каштановые волосы; робость пугливой лани; изогнутая дуга черных бровей; естественный румянец и блеск влажных губ; но главное — это были ее глаза. Темно-карие, выразительные глаза с густыми длинными ресницами.

— Эмма, — представилась она и посмотрела на меня — смело, с вызовом гордости и достоинством добродетели. И, утонув в этой бездне, я пытался понять, что я искал