На краю обрыва

но больше не делал попыток приблизиться. — Думаешь, простого «извини» будет достаточно? Если бы это было так, слишком многие из вас остались бы живы. Тебе удалось уйти из этого места, но сбежать от меня ты так и не смог. Ты ещё веришь в свою добрую волю, Том Лингренд?

— Я верю, что при жизни у тебя было доброе, отзывчивое сердце, Тиль. А еще, — Лингренд, сожалея, улыбнулся и взглянул на юношу, — я верю, что настоящая любовь умеет творить чудеса. Если это неправда, и я ошибаюсь, если человеческая душа ничего не стоит, и если я сейчас лгу, мое тело завтра будут поедать рыбы.

— Уже сегодня, — неприятно усмехнулся юноша.

Он прошёл к сундукам и расположился на них с максимально возможным удобством, после чего поманил мужчину к себе пальцем.

— Ты готов умереть ради меня, Том?

Сердце в груди билось бешено, на лбу человека проступила холодная испарина, руки дрожали, когда он медленно подошел к юноше и опустился перед ним на колени, взял его руки в свои и осторожно поцеловал холодные ладони.

— Я не хочу умирать, но когда я ехал сюда, я предполагал, что ты не отпустишь меня просто так...

Пальцы Тиля были холодными, но Лингренд пытался отогреть их горячим дыханием, губами, слезами, что против воли капали с ресниц. Ничего не получалось!

— Я могу попросить тебя убить меня на рассвете, с первыми лучами солнца?

— Нет, не можешь. Мне не позволено находиться здесь при свете дня.

Юноша внимательно следил за действиями мужчины, и его пальцы подрагивали против воли, выдавая странную чувствительность к подобным действиям. А разве мёртвые могут чувствовать? Выходит, что так.

— Так зачем же ты приехал? — устало спросил блондин и ненавязчиво отнял свои руки от тёплых прикосновений путника. — Я же не настолько надоедал тебе ночными визитами, только когда мне становилось совсем скучно.

— Я хотел помочь тебе, Тиль, — обреченно вздохнул Лингренд и поднял глаза на юношу, — но по дороге сюда так и не придумал ничего. Сегодня ты убьешь меня, а завтра найдешь себе новую жертву, и это будет длиться годами. Эта мысль мне причиняет такую глубокую боль, что я не нахожу покоя. Я проклят так же, как и ты, Тиль. Я знаю, что ты чувствуешь.

Юноша долго молчал, смотря куда-то поверх головы путника. Там была только пыльная стена, но призрак видел далеко не её.

— Скажи, бравый воин, защитник слабых и угнетённых, а тебя когда-нибудь брали против воли только ради того, чтобы увидеть страх в твоих глазах? За тобой когда-нибудь гнались со сворой охотничьих псов? Тебя когда-нибудь насиловали девять человек, которым было мало тех отверстий, что дал нам Бог, и они прорезали ещё? — тяжёлый взгляд опустился со стены на мужчину, но в нём не было ни страха, ни боли — ничего. — Только тогда ты знаешь, что я на самом деле чувствую.

Глаза Лингренда распахнулись от ужаса, а дыхание сперло. Даже представляя себе все это, он едва сдерживал