На краю обрыва

тебя на камни — тебе будет хуже, чем сейчас, или лучше?

Лингренд знал, к чему этот вопрос, и все равно ответил честно:

— Хуже, — он сглотнул и настороженно посмотрел вниз, туда, где ласковые морские волны с тихим шелестом набегали на острые, словно пики, камни. — Но ты же не скинешь меня, пока я не нарушил нашего договора? — Том внимательно взглянул в голубые глаза.

— А у нас был договор? — голубые глаза прищурились. — Я попросил доказать, что ты не такой, как все те, что были здесь до и после тебя — ты пока не особо стремишься это сделать. Или ты не можешь придумать ту единственную причину, по которой ты не должен пойти рыбам на корм?

Ладонь блондина сжалась крепче, и Том понял, что убежать он просто не сможет.

— Я не собираюсь ничего выдумывать. Особенно причину, — твердо ответил Лингренд, но на его глаза навернулись слезы.

Призрак издевался над ним, обвел вокруг пальца, играл, как кошка с мышью перед тем, как вонзить в нее острые когти. А перед лицом смерти все откровенны, как дети, и Том не стал исключением.

— Ты мне нравился, Тиль, даже со всеми твоими странностями. Я догадался, что с тобой что-то нечисто еще в нашу первую встречу, но я поддался на твою нежность и напористость, на твою детскую беззащитность. Ты меня достал гораздо глубже, чем кого-либо, потому что в ту ночь я не просто имел тебя, я занимался с тобой любовью, черт побери! И вернулся я тоже поэтому, — Лингренд протянул руку и, проглотив застрявший в горле ком, погладил призрака кончиками пальцев по щеке. — Все это время, пока я жил в Истборне, я думал, что тебе нужна помощь, что тебе тяжело здесь и в тебе еще сохранилась мизерная часть того, кем ты был до смерти...

Сказав это, Том в последний раз взглянул в глаза блондина и сделал шаг к обрыву. Из-под сапог вниз полетели камешки.

— Я любил тебя, Тиль.

Рука юноши сжала кисть мужчины ещё крепче, не давая сделать дальше и шага, а голубые глаза распахнулись в уже нескрываемом удивлении. Призрак сейчас удерживал человека отнюдь не от побега, а от шага туда, где заканчивалась земля и начинался воздух, на острые скалы далеко внизу.

— А сейчас? — глухо проговорил он уже по-человечески. — Сейчас ты меня ненавидишь?

— Нет. Я не смогу ненавидеть тебя даже тогда, когда буду там, — ответил Том, кивнув на разверзшуюся перед взором головокружительную бездну.

Как же ему было жаль, что все кончается именно так, что Тиль — призрак и никогда не сможет стать прежним.

— Знаешь, в марте я попросил знакомого художника нарисовать твой портрет, но у него плохо получилось, он нарисовал тебе слишком грустные глаза. Такие, что я не мог смотреть в них, а потому я припрятал портрет в сундук. Даже тогда мне казалось, что ты зовешь меня... Что ж, — Том невесело усмехнулся, — теперь я знаю зачем.

Тиль хмурился, глядя на мужчину, и молчал.