— Калеб!... Просыпайся, Калеб!... К нам, походу, пришли.
Мозг Калеба Страуба очень неохотно выныривал из пучин сновидений. Проклятый зной вкупе с усталостью и отсутствием каких-либо занятий (блэкджек, за которым убивали время его соседи, уже в печенках сидел) сморили его не хуже снотворного. Сегодня у заключенных был выходной от принудительных работ, коими в остальные шесть дней недели их потчевало великодушное руководство тюрьмы. И в случае с Калебом это был не сарказм. В прежней жизни он совершенно точно не был трудоголиком. Но теперь долгие часы бездействия в этой тесной комнатушке стали сродни пытке, а физический труд за ее пределами был хоть и временным, но спасительным избавлением. Подобную «ломку» испытывали многие местные обыватели, что не могло не радовать коменданта и его покровителей. Поэтому дневной сон стал уже общепринятой практикой. Однако сейчас голоса и руки его сокамерников неумолимо возвращали узника в эту ненавистную реальность.
Копошение за дверью смело последние остатки сонливости. Калеб сбросил ноги с топчана и резко сел. Как это всегда бывает после полуденной дремы, самочувствие было крайне паршивое. Пробудившийся организм громко потребовал пищи. Продрав глаза, Калеб заметил, как его соседи спешно собирают карты, не желая светить ими перед... Собственно, перед кем? Надзиратели должны были прийти только вечером, чтобы принести им ужин. Но солнце было еще высоко. Кто же тогда к ним пришел, и зачем?
Тем временем щелкнул замок, и тяжелая металлическая дверь с лязгом отъехала в сторону, чтобы впустить двух хорошо знакомых им тюремщиков и... женщину? И не просто женщину: она выглядела так, словно снизошла в этот клоповник из самых что ни на есть верхних верхов общества, блистая утонченностью и элегантностью. При виде этой изящной красавицы узники лишний раз вспомнили, чего теперь лишены. Калеб нервно сглотнул: взгляд женщины, обойдя все осунувшиеся лица, остановился на нем. Он чувствовал, как внутри все переворачивается, внутреннее душевное спокойствие вмиг дало трещину. «Что мне будет сниться этой ночью? Ответ прямо перед вами».
— Что, народ, в картишки гоняем? Палитесь, господа хорошие, как дети, палитесь, — бодро начал старший из надзирателей по фамилии Кантц. — Знакомьтесь. Эту даму зовут Беатрис. — Тут женщина сделала книксен, и Кантц хохотнул. Остальные находились в сильном недоумении. — А это, Беатрис... А, впрочем, тебе не нужно знать, кто эти люди. Кроме, конечно, Калеба Страуба. Вот он. — Кантц кивнул головой в сторону подтянутого длинноволосого мужчины с заросшим щетиной и отмеченным печатью угрюмости лицом. — У тебя классные друзья, парень. Посылают тебе для утех таких... барышень. Хех! Митч, ты глянь на их лица! Как собаки на кость, ей-богу. — Митчелл, второй из надзирателей, кивнул. — Беатрис, не могу не спросить. Ты еще не передумала?
— Нет, mоnsiеur. Эти джентльмены вовсе меня не смущают. Я остаюсь, — ответила женщина. Потом хитро улыбнулась. — Но если они будут назойливы, я закричу.
— Дело твое. В таком случае кричи погромче: дверь непрошибаемая. Ну-с, ребятушки, у вас час. И лучше вам быть охренительно