Беатрис так же внезапно, как и появилась, сменившись самодовольной ухмылкой.
— О, я как раз перехожу к этой части. Как ты уже знаешь, меня зовут Беатрис, и я являюсь «правой рукой» Матиаса, его самым доверенным лицом и специалистом по... деликатным делам... — А потом, словно и не видя перекошенного от шока лица напротив (а может быть, именно поэтому), заговорщицки добавила: — И я пришла для того, чтобы вытащить тебя отсюда.
Калеб удивился. Удивился тому, что тотчас же не прыснул от смеха. Любопытство и заинтригованность, нагнетаемые в нем с момента появления неожиданной гостьи, эффектно разбились о столь глупую и безвкусную шутку, словно волна о прибрежные скалы. «Ведь это шутка, да? Это не может быть чем-либо, кроме шутки. Дьявол, вся эта ситуация абсурдна до невозможности». Видимо, его реакция все же отразилась на лице. Или попросту была предсказуема.
— Знаю, это кажется тебе странным и невероятным, но Матиас послал меня вытащить тебя. И очень кстати. Твоя жизнь, господин Страуб, висит на волоске. Возможно, ты помнишь юную рыжеволосую девушку, с которой вы с дружками пересеклись семь лет назад? Нет? Зато она всех вас прекрасно запомнила. Ее зовут Джейн МакЭвой. Она смертельно опасна, и она перебила почти всю твою старую банду. И ты должен был стать следующим. Неделька, от силы две, и она пришла бы сюда. И тогда ничто бы тебя не спасло. — Видя, как Калеб занервничал, Беатрис улыбнулась и придвинулась немного ближе. — Но теперь ты можешь не волноваться. Я защищу тебя. Верь мне.
Однако Калеб колебался, по вполне понятным причинам. Он был закоренелым скептиком и в чудеса не верил, а вероятность успеха изложенного мероприятия была не иначе как чудом. Тут и думать нечего. Но... Но этот гипнотический голос... Эти глаза, в которых, казалось, он начинал тонуть... Источаемые ею флюиды... Они были так убедительны... Они умиротворяли... Они...
— Ну, все, хватит. Я уже наслушался этого бреда.
Раздавшийся, казалось, откуда-то издалека голос резко вывел Калеба из полусонного оцепенения. Голос этот, грубый и нахальный, принадлежал одному из его соседей, Захарии Бруксу. Самый старший из всех четырех, он имел крайне паскудный характер, уродливый шрам, пересекающий пустующую левую глазницу и искривленный рот, и необычайную для его сухого жилистого тела прыть и силу. Калеб с самого начала проникся стойкой неприязнью к этому типу, и старался сводить их общение к минимуму, насколько это вообще было возможно. И нисколько не удивился, что именно он, а не Олли Хоггарт или Луис Мануэль Освальдо Паскуаль Кабрера, запустил череду событий, превративших самый обычный день в натуральное сумасшествие.
Беатрис, казалось, тоже была сбита с толку. Ее чарующая улыбка и аура спокойствия исчезли без следа. Она едва успела обернуться на голос, как Захария уже очутился возле нее и, вцепившись в запястье, сдернул с топчана на каменный пол. По всей видимости, женщина весьма жестоко приземлилась на колени, и хоть толстый бархат смягчил удар, она сдавленно вскрикнула. А