Хейстак Вилледж. Глава 4: Женщина массового поражения. Часть 2

обрез. Глубоко вздохнув, мужчина расчехлился, увлажнил свою мужескость, макнув разок меж раскрасневшихся складок, после чего уткнулся в туго сжавшееся колечко. И лишь слегка надавил.

— ПОМОГИТЕ!!!

Истеричный визгливый крик, почти вопль болезненно резанул по ушам. Перепуганный его внезапностью, Калеб плюхнулся на зад, так и держась за причинное место. Мексиканец с пареньком также не смогли удержаться от вздрога. Один только Захария не растерялся и, подскочив в два прыжка, с размаху саданул подошвой сапога по лицу голосящей бабы. Удар был такой силы, что голову Беатрис откинуло набок, а шейные позвонки зловеще хрустнули. Из разбитых губ и рта потекла кровь. Женщина больше не кричала. И не вырывалась.

И не дышала.

— Оh Diоs miо, ты убил ее... Ты ее убил! Дубина стоеросовая! Кретин! Реndеjо! — взорвался Луис, вскочив и набросившись на шрамованного бандита. Тот был в глубочайшем шоке от содеянного и совершенно не реагировал на адресованную ему брань.

Паренек, вжавшись в угол комнаты, в ужасе пучил зенки. Кисэру все еще была у него во рту, зубы впились в мундштук так, словно челюсти свело судорогой. А Калеб не мог оторвать взгляда от безжизненного тела. От потухших глаз. От безвольно раскинутых рук. От еще считанные секунды назад бешено вздымающейся и опадающей груди, ныне недвижимой. Мертва. Эта женщина... Она пришла помочь ему, вытащить из тюрьмы, на свободу. Пришла в такое опасное место ради него. Она верила в него. И просила верить ей. «Верь мне», повторяла она снова и снова, и снова, и снова... А теперь она мертва. Калеб сдавленно заскулил, стал натурально рвать на голове волосы. «Что я наделал? Что же, дьявол меня раздери, я натворил?!».

Однако посамобичеваться ему не дали. Послышались быстрые шаги, щелкнул замок, тяжелая «непрошибаемая» дверь резко распахнулась, впуская двоих уже знакомых встревоженных надзирателей, и почти так же резко захлопнулась. А Кантц и Митчелл застыли, как вкопанные. Оставляя женщину наедине с осужденными преступниками, они были готовы ко многому, но никак не к такому. Не к замершему в живописной позе полураздетому трупу со следами сексуального и физического насилия.

Первым в себя пришел Кантц. Крепко стиснув пальцы на винтовке, он с искаженным гримасой лицом повернулся к оказавшемуся ближе всех Калебу и от души заехал прикладом в челюсть. Калеб пошатнулся, но устоял, лишь сплюнув кровь.

— К стенке, шваль! Бегом! — орал надзиратель, целясь то в одного, то в другого.

Заключенные выстроились вдоль стены, как на расстреле. Впрочем, в данных обстоятельствах это вполне могло оказаться не просто сравнением.

— Кто из вас, ублюдков, это сделал? Кто, спрашиваю?! Отвечайте, либо еще до заката все четверо будете болтаться в веревке!

— Это был я... господин надзиратель, — после недолгого молчания нехотя признался Захария, чем неслабо всех удивил. Искренности за ним никогда не замечали. В данном же случае он своей рукой подписал себе смертный приговор.

— Да, пожалуй, сделать такое мог только полный отморозок вроде тебя. Бедная женщина, да примет Господь ее душу. Митч,