папками и книгами. Я киваю, плюхаюсь на стул, и, за неимением в предбаннике более интересных объектов, разглядываю секретутку.
Миленькая. Невысокая, вся какая-то фарфорово-хрупкая, светленько-нежная, но без мышиной серости. По десятибалльной шкале виктимности — твёрдая девятка, больше только у японских лолит в школьной форме. Даже странно, в моём представлении, на такой должности должна сидеть хваткая барракуда с формами гоночного болида и характером питбуля. Но, видимо, что-то такое в ней Гус рассмотрел... Помимо воли я представляю её без этого жакета, а потом и без блузки, раскрасневшуюся, растрёпанную, переброшенную через вот этот вот стол...
Наверное, слишком уж ярко представляю, потому что девушка и впрямь краснеет под моим взглядом. Ч-чёрт. Теперь неловко уже мне, и я, поднявшись, одёргиваю китель и отхожу к окну, разглядываю сквозь надраенное до хрустального блеска стекло хмурое осеннее небо и влажно блестящий асфальт. А ведь она знала, о чём я думаю. Более того, каждый, кто сидел на этих стульях в ожидании приёма, тоже об этом думал. Представлял, как шеф раскладывает эту милую тихоню на столике или в кресле. Интересно, как оно ей — знать? Раздражает? Или заводит? По одежде не скажешь, что склонна к эпатажу, юбочка ниже колена, туфельки-лодочки, жакет застёгнут на все пуговки, а светлые волосы зачёсаны назад гладко, как у танцовщицы. Самое забавное, что именно эта показная строгость и сдержанность подчас возбуждает куда сильнее провокационных мини и шпилек. Мне ли не знать. Сама на работе предпочитаю носить форму, причём на пол-размера меньше, чем надо бы, что в сочетании с крайне строгим кроем эффект даёт ого-го.
За спиной открывается дверь, из кабинета вываливается целая толпа — шумно галдящая, надо сказать, даже странно, что я их совершенно не слышала всё то время, что провела под дверью. Не может же быть, что они там молча сидели? Видимо, отличная звукоизоляция.
— О, ты уже здесь?
Это Гус. С новой стрижкой, и даже подзагорел где-то, теперь его наглые, синие, как у сиамского кота, глазищи, смотрятся ещё ярче. Бывают же такие красивые мужики, да ещё и при должности. Гад на пять лет меня младше, а уже помощник министра. Был бы девкой, говорили б, насосала. Интересно, а не говорят ли? От этой подленькой мыслишки мне вдруг становится весело, и в кабинет я вхожу с ухмылкой во весь мой напомаженный рот.
— Я тоже рад тебя видеть, — неверно истолковывает моё выражение лица Гус. — Ну, как тебе?
Парни есть парни. Потребность хвастаться в них заложена генетически, только раньше они на шее когти убитых медведей таскали, а сейчас... Сейчас вон ручка паркеровская из кармана торчит. Пижон.
— Кабинет и кабинет, — пожимаю плечами, не отказав себе в удовольствии подразнить приятеля. Злости на него во мне, оказывается, уже нет. Не только из-за обещанных плёнок. Нравится он мне, чего уж врать. И глаза эти арийские, и... Ту ночь я вспоминаю всем телом — балкон, его силуэт на фоне освещённого окна, и его член