В плену у сумасбродных свингеров. Часть 1

я готов был за это обругать себя последними словами и, если бы мама, хоть намекнула, то и просить у неё прощения на коленях. Мне было стыдно. Всё-таки одно тело в своих потаённых мыслях и фантазиях вожделеть свою маму, ну, и даже если и дрочить на неё ночами втихомолку. То совсем другое дело, — лапать её, да к тому же без всякого на то её согласия..

Но нет, мама никак не пыталась призвать меня к ответу. Но снова эта самая НЕЛОВКОСТЬ, и это какое-то смутное непонятное, но реально ощутимое напряжение, вновь возникло между нами.

Мама осторожно расплела высокий кокон на голове, в который всегда перед купанием заплетала свою толстую в пояс косу. Голову в море она не мочила никогда. И взяв в руки полотенце и свой летний коротенький сарафан, юркнула в темноту переодеваться.

Мы расположились на берегу, немного поодаль от местного пляжа, где сейчас всё горело огнями ночных прибрежных кафешек и дискотек и откуда и сюда доносились музыка и песни.

Скоро мама вернулась уже в одном лёгеньком коротеньком сарафанчике и в босоножках на высокой подошве. Мокрый купальник, свёрнутый в трубочку, она несла в руке. На миг я прикинул, что получается, что на ней, под почти невесомым платьицем нет ни лифчика, ни трусиков, — и у меня аж засосало под ложечкой.

— Давай, немного посидим у костра... — каким-то мечтательным тоном проговорила мама, — с университета так не сидела у огня у моря...

Она вздохнула:

— Ах, как жаль, что папа не смог поехать..

Я согласно закивал.

Мама постелила на камни полотенце и уселась на него, предусмотрительно поджав под себя ноги.

Точно, под сарафаном у неё нет трусиков, утвердился я.

Тонкая лямка через шею, что должна была по идее удерживать женскую грудь на месте, слабо справлялась с маминой тяжёлой грудью. Её дыньки отвисали и своим весом оттягивали лёгкую ткань купальника, образовывая весьма соблазнительную и глубокую ложбинку между округлых полушарий.

Мысленно, я уже стоял перед ней... Совершенно голый, с возбуждённой твёрдым достоинством наперевес. Так, что теперь уже нет места двусмысленности или недосказанности. Чтобы она сразу поняла, ЧЕГО я хочу и как сильно я этого хочу. Мама странно посмотрит на меня, но ничего не скажет. Потому, что давно уже обо всём подозревала. Чувствовала. Женщины всегда чувствуют когда их жаждут. Наверное, я буду слишком возбуждён, чтобы поцеловать её. В том, смысле, что не будет никаких прелюдий или предварительных ласок. Нет, я, конечно, мечтаю познать вкус её губ. Но скорее всего это случиться позже, когда мы уже сольёмся в одно целое... А ласкать и целовать её тело, я буду потом, — ПОСЛЕ нашего первого секса, а не ДО.

А сейчас я просто крепко сожму её за плечи, — так, чтобы у неё не оставалось сомнений в моей решительности и неизбежности предстоящего секса со мной, и плавно опущу её на спину. Слишком поздно она вспомнит, что трусиков на ней нет. А подол коротенького лёгонько сарафанчика слишком