Приходи в четверг (рассказ переписан автором)

сидящей перед ним женщины, подёргивания его правого плеча участились.

Их взгляды встретились.

Вопреки ожиданиям Елены Павловны, солдат не «сгорел от стыда», не «провалился сквозь землю», а нагло подморгнул и... блаженно улыбался!

Тут женщине стало ясно, что поганец ЗНАЛ о чтении его дневник. Проведал каким-то образом! Или... (боже мой!), специально сочинял эти пакости для неё!... Потом устроил демонстрацию распущенности, а она, как глупая девчонка, попалась! Голову Елены Павловны качнуло. Не выдержав нервного напряжения. Женщина склонилась над ремонтируемой книгой и, чуток... развела колени. Непроизвольно. Просто расслабилась, и ножки сами разошлись в стороны. Сантиметров на десять. Не более. Но движение было сделано и вызвало бурный оргазм у онаниста. С глухим стоном, солдат выпустил в стоящий перед ним щит, длинную струю спермы. Потом ещё одну, и еще... Елена Павловна слышала, как эти струи, фонтанируя, били в барабанную упругость фанеры...

...

Когда уходил Большаков, Елена Павловна оставалась, словно в тумане. Сгорая от стыда, неотрывно «изучала» надорванный переплёт лежащего перед ней романа Даниеля Дефо, и страдала от понимания, что была уличена в нехорошем...

Однако, едва за ушедшим хлопнула подпружиненная дверь, женщина вскочила. Первое движение было к «баррикаде» Большакова. Но, на полушаге, она повернула к окнам. Проверила шторы. Щёлкнула на два надёжных оборота английский замок, и, на ватных от внезапной слабости ногах, подошла к столу помощника. Повернула к себе фанерный щит.

Потёки спермы были огромны! Не верилось, что их только что выдал мужской член, а не вплеснули на планшет стакан сметаны. Широкой полосой сперма сползала на пол, образуя белёсые лужицы. Крепкий запах разврата ударил в ноздри библиотекарши. Елена Павловна потрогала одну из лужи пальчиком. Понюхала. И, вдруг, не произвольно для себя, лизнула!

Тут же опомнилась! Принялась тереть по языку обратной стороной кулачка, рукавом кофточки, носовым платком. Но стойкий вкус мужского семени не удалялся. Тогда она запила его остывшим чаем и, ошарашенная своим непредсказуемым поступком, долго сидела, пытаясь объяснить себе, что же это с ней было?

Уставшее тело было опустошено, как после, только что завершённого секса...

...

Два следующих дня Елена Павловна на работу не выходила. Сказалась приболевшей...

Большаков имел ключи и корпел над стендами библиотеки самостоятельно.

Без хозяйки библиотеки его дело спорилась. Парень подтянул возникшие ранее отставания. Закончил несколько стендов и написал пару больших транспарантов.

Довольный проделанной работой, он позволил нетерпеливому «Я» сделать заключительную запись в дневнике и отправился в казарму рисовать настенные фрески в Ленинской комнате.

Оправившаяся от потрясений Калинина, в конце второго дня «болезни» решила проверить, что сделано в библиотеке за время её отсутствия. И сердитость её было более чем решительное. «Не дай бог, что-то сделал не так, я найду способ этого наглеца в порошок стереть!» — думала она, открывая двери библиотеки.

Однако, при всей своей сердитости на Большакова, Елена Павловна оценила объёмы выполненных работ. «Старался, паскудник», отметила она и уже направилась к выходу, когда скользящий напоследок взгляд не упёрся в остеклённую дверцу шкафа с красками. Там, на видном месте лежал дневник.