Приходи в четверг (рассказ переписан автором)

полгода — семья».

Знаки внимания со стороны юноши, Елена Павловна принимала, без восторга, но, как, должное. Красивые девочки со школьных лет привыкают считать себя привлекательными. И «тайные» подглядывания парня в солдатской робе за стройными ножками, станом и высокой грудью были понятны. Более того, не уделяй Большаков этим деталям её фигуры должного внимания, девушка, пожалуй, огорчилась бы.

Однажды позволяла себе подразнивать безусого юнца короткой юбкой и свитером в обтяжку и млела ощущая на себе жадные взгляды.

Не удивительно, почему в этот день оформительская работа у «Бориса» не клеилась. А «Петрович» пялился на женские прелести дольше прежнего. И, вдруг, ляпнул: — Мне нравится, что я вижу!

Елена Павловна подобной откровенности не обрадовалась. Одёрнув край юбки, строгим голосом сказала:

— Не стыдно, товарищ рядовой, так откровенно меня рассматривать?

— Ни капельки! — ответил «Петрович». — Смотрим на то, что показывают.

Это была откровенная дерзость. Елена Павловна смолчала. Отнеся её тоже к юношеской непосредственности. И напрасно! Дозволенность попала на благодатную почву.

«Петрович», получил индульгенцию на подобные вольности. Начиная с фразы: «Как художнику, мне нравятся ваши... «и плёл о «трепетных губах», «рельефных формах», «линии бедра», «улыбке Джоконды»...

...

Вечером в казарме, сдавшийся «Борис», сообщил, что придумал, как заманить жену офицера в круговорот событий:

— Надо, чтобы она увидела записи, из которых узнала бы, насколько её тело привлекательно для романтических отношений.

«Я» эту идею одобрил, но внёс поправку:

— Не для «романтических отношений», а для грубого секса!

— Насиловать? — ужаснулся «Борис».

— Ни в коем случае, — сказал «Я». Всё сделает по доброй воле. Изменит мужу страстно и сознательно.

— Но это не реально!

— Согласен. Непросто. Но именно так можно получить смак от совокупления! — сказал «Я». — Иного обладания замужней женщиной не признаю. Завтра же начинайте сочинять свой дневник. «Борис» налегает на лирику, а «Петрович» делает вставки с откровенным вожделением.

— Во, как! А ты, сам, что будешь делать?

— За мной самые последние, главные записи, и кое-какие практические действия, — сказал «Я»...

...

На следующий день замечание Елены Павловны, что казарменные фразеологии «Петровича» далеки от искренности, «Борис» отпарировал приготовленным сообщением:

— Возможно, вы правы, Елена Павловна, и кое-какие комплементы далеки от совершенства, но я, всё-таки, начал вести дневник, куда записываю свои впечатления от общения с прекраснейшей женщиной нашего гарнизона. Надеюсь, что эти записи помогут освежить мою память в будущем, когда армейские будни сменятся гражданским бытом.

— Интересно, каким образом? — подняла изящные бровки Калинина.

— Книгу напишу! — ошарашил девушку, невероятными планами «Борис» и одарил капитаншу такой улыбкой, что Елена Павловна, не сдержавшись, беззлобно фыркнула в кулачок:

— Представляю этот винегрет на бумаге!

— Подобные записи вели все великие литераторы, — напомнил «Борис».

— Ну, да. «Все великие литераторы»! — Веселилась женщина, — сортируя старую картотеку. — Если для книги, то конечно, дело нужное... Вот повеселил, так повеселил!... — сотрясалась она в беззвучном смехе, но слова про самую красивую в гарнизоне попали в чуткие ушки и там задержались...

...

Дневник лежал — в библиотечном шкафу, где хранились гуаши, кисти и ватман. Когда Калиненой понадобились новые кисточки, и она