плечи «Мы её получим! Вот увидишь...»
...
В первый же библиотечный день «Петрович» начал действовать. Устроил рабочий стол Большакова напротив стола Елены Павловны, так, что бы «Борис», мог свободно зреть и рельефный бюст жены капитана, и её круглые колени, идеальную форму которых не портили даже вязаные колготки.
Отправляясь вглубь библиотечного зала, он позволял себе делал тазобедренные движения в сторону Елены Павловны, показывая «Борису», что, как будто, придерживает её за воображаемые бёдра.
Моральность «Бориса», при виде таких вольностей своего двойника, рассыпалась по крупицам.
— Тебе нравится? — шептал на ухо «Борису» потаённый «Петрович». — Ну, признайся, что хочется большего!
«Борис» смущался, а у Большакова бешено колотилось сердце.
— Перестаньте, паясничать! — увещевал он свои ипостаси. — Елена Павловна может увидеть.
— Так это и нужно! — скалился «Петрович». — Сделай, что-нибудь этакое, — «Петрович"изобразил пальцами колечко и потыкал в него толстым фломастером. — Пусть догадается, что ты её хочешь.
— Ни в жизнь!
Терзаемый обожанием молодой красавицы, «Борис» размалёвывал тематические планшеты, писал на ватмане цитаты классиков, ремонтировал книги, забеливал стены. А вторая ипостась Большакова приседала перед столом Елены Павловны за «случайно» оброненными карандашами, заглядывала через женское плечо в отворот вязаной кофты, спешила принести стремянку и придержать её возле безупречныхножек.
И, чем больше находился рядовой Большаков возле прекрасной Елены, тем меньше оставалось в нём сдержанного «Бориса», всё явственнее проявлялся дерзкий на поступки «Петрович». Когда же последний затащил «Бориса» за стеллажи и начал показывать, как оттуда можно мастурбировать на ничего не подозревающую Елену Павловну, Большаков едва не умер от страха быть замеченным.
Когда же настала пора выбирать, за кем ему следовать, к Большакову явилась третья ипостась с эгоистическим местоимением «Я». Она страстно желала одного — поиметь жену офицера.
...
Супруга капитана Калинина стала замечать в поведении своего помощника признаки симпатии к своей персоне. Они выражались по-разному. То, как бы мимоходом (обсуждая текст очередного планшета), Большаков, ужасно краснея, сообщал: «Сегодня, Вы прекрасно выглядите, Елена Павловна!», То, вдруг, замирал на полуслове, откровенно любуясь её лицом. А последнее время называл Леной и беспардонным, почти жадным взглядом скользил по её фигуру и разглагольствуя о силе женских чар.
Елену Павловну поражал этот суррогат начитанной вежливости и простоватой глупости собранные в едином человеке. Порой она была склонна поговорить об этом с мужем. Но, прекрасно понимая, чем такая беседа будет завершена, заставляла себя сдерживаться. Ведь восстановление библиотеки проходило успешно и, через несколько недель и всё будет закончено. «Не девочка. Смогу осадить, если что-то пойдёт не так... «— шла она на компромисс между женской интуицией и жизненной необходимостью.
— Вы взрослая личность, а говорите такие суггестивности! — одёргивала она чрезмерно пылкие высказывания Большакова.
На что рядовой тут же виновато разводил руками. Мол — каюсь, был неправ!
Елена Павловна объясняла странную переменчивость в поведении помощника его молодостью. Будучи ровесником Большакова, она считала себя опытнее и мудрее его. (Известно, что юноши взрослеют позже своих сверстниц.) «Этот солдат ещё — пацан пацаном, — рассуждала Елена Павловна. — Что он знает о жизни? А у неё уже