Поэма. Вечер. Синие чернила
то же,
Что на лугу, да у реки!
Дуреет выхлопом прохожий,
У глаз — бессонные круги.
От разогретого асфальта,
С его бескрайностью полей,
Мечта одна: бежать с Арбата,
Вёрст за сто, где в тени ручей.
Блажен владелец старой дачи,
Там сосны скрыли неба высь!
Не той, в шесть соток, где ишачат,
А той, где б строфы родились!
С претензией на багородство,
Или богемность, наконец,
Такая дача — прелесть просто.
Её владелец — молодец!
Но, не всегда, бывают часто
Наследнички ни — в пап, ни — в мам,
И дача — брошена. Ужасно!
И тот час в груды скоплен хлам!
Затем сгнивает, потихоньку,
Без твёрдой воли и руки...
Такую вот, в глухой сторонке,
Отдали Галке старики.
Стеной жасмина отгорожен,
От всех соседей в стороне,
Когда-то, видимо, ухожен,
А ныне и дорожек нет.
Всё заросло цветеньем бурным:
С мансардой домик, душ, сарай.
Уход — оценкой: крайне дурно,
Поэту — первозданный рай!
Здесь перед домом, на лужайке,
Тонувшей, некогда, в цветах,
Беседка с каменной мозаикой.
В полу, и хмелем — на стенах.
Шпалеру ту, что покосилась,
Бинтами зелени укрыв,
Как прежде вальс кружить просила,
Присесть на лавке, отдохнуть.
Вливали радостную силу
Уединенье и покой.
В начале века, верно, жили
Аристократы, на такой!
Красивость старой русской дачи!
Вздох о чужих, коль нет своей,
Родится тут же, не иначе,
Вот где б пожить на склоне дней!
Но, испугался, не скрываю,
И стушивался в этот раз,
Когда трёхлетие справляя,
На свадьбу пригласили нас.
Я б отказался, вне сомненья,
Развратной пары сторонясь,
Но у жены — другое мненье,
Когда асфальт скисает в грязь!
• • •
5
Мы с подарком не мудрили:
Два комплекта простыней,
И вполне готовы были,
Взяв отгул на пару дней.
Что одеть в жару такую,
Чтоб нарядно и свежо?
Выделиться не рискуя,
И в жару — не тяжело?
Собиралась, примеряя,
Обстоятельно жена,
Всяк супруг видал и знает,
Пытки той хлебнув до дна:
Так, наверное, не очень!
Что молчишь! Ну, подскажи!
Шовчик здесь не так прострочен,
В этом — жарко, отложи!
Я вздыхал и отдувался,
Взгляд бросая на часы,
Но наряд не состоялся.
Лишь марлёвка, да трусы.
— Нет? Тогда поеду голой!
На тебя не угодить!
Град язвительных уколов,
И растёт желанье взвыть.
Крик затих. Угасла смута.
Сарафанчик на шнурках
Обрисовывает круто
Грудь, топорщась на сосках.
Ткань тонка, с кокетством дружит.
И на солнце манит взгляд.
Лёгкость трусиков из кружев.
Две детали — весь наряд!
Как везти жену родную
В дом, где муж — такой кобель!
Объясняться не рискнул я,
И открыл входную дверь.
А на улице, вгляделся.
Вижу вдруг и там и тут,
На супругу зря вскипелся.
Все, почти, в таком идут!
• • •
Я б отказался, вне сомненья,
Развратной пары сторонясь,
Но у моей — другое мненье,
Я ж не открыл про эту грязь!
Сжимался страхом и виною
Души беспомощный комок:
Вдруг приударят за женою,
А я и рассказать не смог,
Про хобби вольной в сексе пары,
Про опыт по замене жён,
Про кино-, фото — мемуары,
Которыми был сам сражён!
Авось — великое спасенье
В надежде на судьбины путь!
Сжал зубы, бросив опасенья:
Авось проскочим, как-нибудь!
• • •
Моя щебечет беззаботно,
С гостями обсуждает стол.
Я — напряжён ещё, конечно,
Но, уж прилично загружён.
А впрочем, зря всего боялся.
Отцы, братья, друзья, зятья,
Никто ничем не выделялся,
Видать, напуганным был зря.
Всё как у всех: потанцевали,
Доели праздничный пирог.
Деды, прощаясь отбывали,
Мы в сумерках варили грог.
Моя кокетничала вволю,
И я, уже почти дозрев,
Видал терассу. Под луною,
Две тени, словно барельеф.
Её смущала чем-то Галка,
Шепча на ушко свой рассказ,
А я — осиновою балкой,
Как без ушей, и как без глаз!
Народ слегка угомонился,
Но брошен клич идти к реке,
Никто в жару не уклонился,
И мы пошли рука в
По принуждению, Наблюдатели, Поэзия