Последствия

завтра явиться в библиотеку и увидеть Елену Павловну вновь!..

...

После команды «Рота, отбой!» вокруг солдатской кровати Большакова, собрались все его ипостаси. Негромко переговариваясь, они ждали, когда сон сморит их патрона, и можно будет объясниться по поводу событий прошедшего дня.

«Борис» хвалил патрона за «образцовое поведение».

«Петрович» утверждал, что «так жить не интересно».

А вот «Я», почему-то, отмалчивается.

— Ты чего, как в рот воды набрал? — подозрительно прищурился «Петрович».

— Он что-то задумал. И это задуманное, мне уже не нравиться, — сказал «Борис».

— Просто, не хочу вам мешать общаться, — ответил «Я».

— Так ничего и не скажешь? — не поверил «Петрович».

— Не скажу, а шепну, но в самый последний момент перед сном патрона.

«Борис» приблизил свой лик к голове Большакова: — Так он уже, почти, спит!

«Я» тоже наклонился, прислушался к ровному дыханию Большакова.

— Действительно... Пора! — и в самое ухо засыпающего солдата проговорил — Пусть тебе приснится жена капитана и всё, что ты проделывал с ней за стеллажами... Вспомни, как она тебе отдавалась, и как ей нравилось быть блядью... Утром проснёшься другим человеком...

...

... Побудка вырвала Большакова из сна в момент, когда он погрузил «Малыша» в обхватывающее влагалище Елены Павловны и напрягался спустить.

Плохо ориентируясь в происходящем, и откуда, вместо тёплого нежного тела Елены Павловны, её объятий и поцелуев, взялись прыгающие с кроватей пацаны, Большаков не понимал секунд десять, сидел на кровати второго яруса и таращился по сторонам.

— Тебе, что, отдельное приглашение нужно?! — рявкнул командир отделения Намаконов.

Низкорослый, похожий на татарчонка, сержант невзлюбил Большакова за высокую стать и отлынивание от службы. Он не упускал случая придраться, даже к пустякам. Но, зная, что «богомаз» на особом счету у капитана, мог позволить себе не многое: проорать, да чем-нибудь пригрозить.

Подсознательный инстинкт Большакова сработал быстрее, чем Намаконов успел дернуть его за ногу.

Сиганув со второго яруса солдатской кровати сразу в галифе, потом — в портянки, он, вприпрыжку, натянул сапоги и уже в строю, кинул через голову лёгкую и просторную хэбэшную гимнастёрку. Нахлобучил шапку и — вот он, как все, готов бежать из казармы к гальюну и далее — к спортивному городку.

В гальюне, не прошедший стояк, запустил струю мочи к потолку (как, впрочем, у многих его сослуживце) и постепенно сник.

Пока делали физические упражнения, шли в столовую, завтракали, слушали утренний развод, получали наряды и указания ротного старшины, наш герой думал о предстоящей встрече с женой капитана. Молодая кровь стучалась в виски. Будоражила ночные ведения, ждала возможности оказаться в библиотеке, увидать Елену Павловну, услышать её голос, прочувствовать аромат её духов. И, возможно...

От этого «возможно» «Малыш» напрягался и тёрся о гульфик кальсон, отдавался по всему телу сладкой истомой.

Переоценив текущий момент, «Я» вставил несколько фривольных высказываний о сексе с женой капитана. За что был немедленно наказан — сослан в самый дальний уголок сознания.

— Может быть не сегодня, а потом, — осторожно предположил «Петрович» и, едва не поплатился, таким же изгнанием. Ситуацию спас «Борис», сообщив, Большакову, что, возможно, это любовь.

— Такого нам ещё