Чокнутая (эрофантастическая повесть). Часть 2

себя.

Сопротивляться Аэа, когда она хотела любви, было совершенно невозможно. Голая Аэа будто вгоняла в мое тело цветные молнии; ее рука проникла мне под одежду, взяла меня за член, другая рука заползла в попу; язык ее проводил по моей шее горящие полосы, и мягкие груди терлись об меня, наполняя меня сладким током.

Я, наполнившись за полминуты диким желанием, не мог сдерживаться: миг — и мы катались по кровати, визжа, как дикие зверята. Плюнув на все запреты, я дал себе волю и всаживался в Аэа так, что она выла и хрипела на всю улицу. Рррраз, и другой, — и еще раз! и еще! — яйца мои с размаху шлепались об Аэа, окаменевший кол сминал ее внутренности в лепешку... руками я терзал ей груди, комкал пальцами соски — и смотрел ей в глаза, впитывая ее бешеный, умоляющий взгляд, который бывал у нее в минуты невыносимого наслаждения.

Мы подпрыгивали на постели до потолка; это было похоже на мучительный спорт — борьбу или парные гонки; вокруг нас накапливалось цветное свечение, густело, выплывало прочь из комнаты, — и, когда мы провалились в блаженную пропасть и закричали от страшной огненной пустоты, окутавшей нас, в воздухе снова сверкнула голубая молния...

Мамы в квартире не было. Правда, через минуту она зашла — и взволновано сказала:

— Жуть какая: мы видели шаровую молнию! Голубую, настоящую! У Палыча сгорел телевизор... — А потом добавила с укором:

— Я сбежала, чтобы не слушать ваши песни. Но все равно слышала... Вы заглушали и новости, и даже Киркорова...

Вместо стыда меня вдруг охватило нечто вроде гордости, и я крепко обнял Аэа — голую, так и позабывшую одеться.

Она стояла перед мамой во всей красе, прижавшись к мне — гибкая, нежная, окутанная сверкающим каскадом черных волос, стекавшим к попе, с гордой воздушной грудью торчком, пухлыми сосками, потемневшими от любовной пытки, с нежной безволосой щелью, матовыми бедрами и липкими потоками спермы на коже; ногами она оплела мои ноги, и всеми изгибами фигуры обтекала, обвивала меня, как плющ.

Она светилась любовью, силой — и невозможной, невероятной красотой, от которой сводило дыхание, как от мороза. Мама смотрела в ее огромные глаза, на ее нежную, чуть печальную улыбку — и я читал в ее взгляде невольное восхищение, проступавшее сквозь укоризненную мину.

Аэа всегда ходила у нас совершенно голой, и вслед за ней я тоже стал постепенно отвыкать и от одежды, и от приличий. Правда, я так и не научился спокойно смотреть на голые сиси, свисающие над столом во время завтрака, и на умопомрачительный изгиб спины, — и во время разговора, который всегда шел за завтраком (мама обычно расспрашивала Аэа про жизнь на ее планете) переполнялся таким желанием, что, едва дотерпев до конца завтрака, утаскивал Аэа и буравил ее членом, едва зайдя за угол кухни.

Скоро я потерял всякий стыд и трахал Аэа прямо при маме — за завтраком, во время бесед и когда угодно. Мама вначале возмущалась, но потом привыкла — нам нужно было 

---

Фетиш, Странности, Эротическая сказка, Традиционно, Романтика, Фантазии

---

Вернуться назад