Чокнутая (эрофантастическая повесть). Часть 2

кончать по десять-пятнадцать раз в день, а отселяться было некуда. Мы перестали запираться, и мама спокойно ходила мимо наших совокуплений; если я сидел и говорил с мамой — на мне обычно сидела Аэа, и мой член был в ней. В совокуплении мы проводили значительно больше времени, чем по отдельности — в нас постоянно горело неодолимое желание слиться, сплавиться в один организм, стать одним телом; даже пузико Аэа, которое выросло очень быстро, не мешало нам, и мы только находили другие позы, — а я думал: как же быть, когда ребенок появится на свет, подрастет, станет все понимать?..

Аэа не знала ни стыда, ни стеснения — и готова была отдаваться мне в любое время в любом месте. Земной одежды она так и не признала, и никогда не носила больше двух вещей: блузки и шортов. Белье она одевала только по моей просьбе — перед сексом (ну, не мог же я лишить себя такого удовольствия — снять с ослепительной Аэа кружевную маечку, а затем — и лифчик, и трусики!)

В своей униформе — шорты/блузка — она ходила круглый год, и зимой и летом; в самый лютый мороз она спокойно шагала босиком по снегу, вызывая ужас и любопытство очевидцев. Обувь была противопоказана ей: босыми ступнями она впитывала энергию Земли. По этой же причине она не одевалась, ограничиваясь на людях неизбежным земным минимумом: изоляция тела от Вселенной блокировала свободный обмен энергией. Аэа была совершенно небрезглива к грязи, никогда не обходила лужи, могла лечь на землю в любом месте...

Вначале я переживал, что Аэа будет вести земную жизнь, непривычную и бессмысленную для нее. Но все сложилось наоборот: Аэа жила так, как жила всегда — в полной гармонии с миром и собой, — а я быстро расставался со всеми привычками и переходил на ее образ жизни.

Она изучала Землю и землян, и очень скоро знала почти все, что знал и я. Изучение Земли, самосовершенствование, помощь людям и многое-многое другое — все было для нее одним нераздельным делом, которое называлось «мой Путь». По возможности она избегала города и старалась находиться на природе, на безлюдье. Мы могли жить только в симбиозе, отдаление лишало нас силы, — поэтому я всегда был рядом с ней.

Мы летали вместе, голые, над землей, нас освещали восходы и закаты, обдували все ветра — и добрые и злые, поливали дожди и снега... Мы совокуплялись в воздухе, на лету, и кончали, оплывая воздушными струями; мы целовались, врастали гениталиями друг в друга, наполнялись воздухом, дикой силой и жизненными соками...

Мы любились в лесу, на лугу, на росистых травах, катаясь, как жеребята, по ароматному ковру, — я всаживался до упора в Аэа, вдавливая ее бедра, вымазанные в пыльце и лепестках, в мягкий чернозем; мы занимались любовью в воде, в зарослях цветов, на песчаных дюнах, пачкаясь в липкой смоле, — и даже в грязи... Я вводил член в попку Аэа, и мы летали в таком виде над ночными огнями, — я наяривал пальцем