МЮРИЭЛ или итоги работы победившей похоти. Глава 20

потом доносились их перешептывания, но это никоим образом не повредит. Как же странно! Сейчас мне все это кажется таким далеким, моя душа рвется в другой дом. Я должна освободиться от всех этих фантазий касательно Селии и Роджера, это полный абсурд. Неужели я люблю их обоих, или я ищу у них защиты? Боже, я совсем себя не узнаю.

Из дневника Роджера

Черт возьми, я ничего не мог с собой поделать. В ее комнате было темно, шторы были задернуты, лампа погашена. Я добрался до ее кровати, нащупал ее голую ногу. Она лежала обнаженная, ее пещерка была влажной.

— Там, в ночи, я слышу всадников, — произнесла она. Что это, бред? И вдруг, внезапно, один рот накрыл другой. Погружаясь в пучину греха, я стянул с себя штаны, мой член выпрыгнул, такой сильный и твердый, как никогда за мою жизнь. О, устрашающие порывы нашего дыхания! О, сладостная боль, когда я входил в ее гнездышко! Эти удары, вздохи, и ее такая гладкая попка, вновь извивающаяся на моих бесстыжих ладонях. На этот раз смятение и буря снесли в темноту все мосты. Теплые, влажные и ищущие пещерки ртов, наши сцепленные ноги и руки, ее мед, стекающий вниз по моему молотящему члену — и взрыв! Да, он взрывается, и я взрываюсь вслед и затапливаю ее гигантским вихрем желания. Она всхлипывает, втягивает в себя мой член, пока из него не будут исторгнуты мои последние, маленькие жемчужинки, и не будут поглощены, как ранее выплеснутые струи. И слова «спокойной ночи», высказанные томными языками, а после, — опять колебания («Да!» — простонала она), — и опять погружение в нее, и ее стройные ноги, широко раздвинутые подо мной, и снова наполнение спермой ее пещерки до тех пор, пока все наше дыхание не покинуло нас, и мы не оказались, будто выброшенные на берег потерпевшие.

Когда Селия вернулась, было уже светло. Как же тогда могло быть так темно, или это я спал и видел сон? То место, где я застегнул пуговицы на брюках, было залито белой засохшей спермой.

Я твержу себе, что это все сон. Было темно. Между этими тяжелыми шторами, не пропускающими солнечный свет, оставалась лишь одна щель, оставленная для ищущего и проникающего луча. О, горячие точки ее сосков на моих губах... Скажи, что мне это приснилось, что мой разум помутился! Кто-то иной выводит сейчас слова моим пером по бумаге. Я одержим, — и знаю об этом.

Из дневника Селии

Время от времени, когда все становится тихо, слишком тихо, тогда эта тишина облекает твое дыхание, твои глаза и нос подобно паутине. Так было и в тот раз, когда я вернулась с колотящимся сердцем. Роджер, как капитан потерпевшего крушение корабля, стоял в дверях без штанов.

— Я переодевался... — сказал он, а я кивнула ему в ответ. Его член безвольно свисал и поблескивал на свету.

— Роджер, я хочу сказать тебе... Я хочу признаться... — произнесла я. Он подался назад, его штаны