общаются с любимыми родителям маленькие дети, доверяя им самое сокровенное. Они обзывали друг друга всякими смешными прозвищами, дразнились и баловались, устраивая борьбу и подушечные бои. Тони никогда не видел, чтобы они ссорились или хотя бы дулись друг на друга. Это была какая-то необыкновенная интимность, которая не вписывалась ни в какие рамки. В дистиллированной чистоте их отношений было что-то извращенное, какой-то надрыв, вызывавший жгучую зависть Тони.
— Все подтвердилось, босс, — позвонил он на второе утро. — Петтинг, кунилингус... Она раздевается перед ним догола...
— А секс?
— Только оральный. На мой взгляд, босс, этого вполне достаточно для...
— Продолжайте наблюдение. Мне нужно, чтобы он ее трахнул. Ясно?
— Да, босс.
И Тони продолжал свои изнурительные дежурства, помногу раз пересматривая каждую запись. Он привык к ним, как к наркоте, и ночами шептал во сне с горечью — «Айша», и с ненавистью — «старый пердун».
• • •
На третьей неделе, так и не дождавшись секса, босс приказал Тони прекратить слежку.
Отснятые материалы были предоставлены полиции, и к Грегори направили офицеров, которые предъявили ему обвинение и взяли его под домашний арест. Айшу отдали под опеку социальных служб.
Босс торопил, и уже на следующей неделе было назначено первое слушание суда.
В тот день, когда Айшу должны были увести от Грегори, Тони разыскал ее в кафе. Она еще ни о чем не знала и весело щебетала с подругами (на ее фоне они казались блеклыми, как выцветшие фотографии).
Минут десять или больше Тони наблюдал за ней. Она вызывала в нем странное чувство: глядя на нее, становилось пронзительно грустно, будто Тони боялся, что эти ломкие линии сейчас сдует в никуда, и они смешаются с мировым хаосом. Он вдруг понял секрет ее красоты: плавные контуры лица и фигуры были разбавлены едва заметными неправильностями — слишком длинными ногами, слишком большим ртом, слишком ассиметричными глазами и бровями. В сочетании с правильным овалом лица, с воздушной пластикой фигуры, будто не имевшей веса, все это было, как горчинка в драгоценном вине, без которой оно казалось бы сладким, и только.
Подружки упорхнули, и Тони подсел к ней.
— Привет!
— Привет. Мы знакомы?
Айша всматривалась в него.
Золотистое мерцание янтарных, как у кошки, глаз парализовало Тони. Он никогда не пасовал перед слабым полом, но сейчас чувствовал, что ни разум, ни голос не слушаются его.
Все же он выдавил из себя:
— Пока еще нет. Но это никогда не поздно сделать, не находишь? Хе-хе... Меня зовут Тони.
— А я Айша. — Она выжидательно глядела на него.
— Я знаю... («Дурак, дурак, ну зачем полез на рожон? «) Айша, мы можем поговорить?
— Мы вроде и так говорим, нет?
— Ну... ну да, говорим, но я имел в виду... давай пройдемся вот здесь, у школы?
— Ну давай.
Они вышли. Тони все время ощущал парализующие флюиды янтарных глаз, и никак не мог собраться с мыслями.