Когда месячные, то куда деваться?
— Можно ведь и минет сделать.
— Да, можно. А если он не захочет?
— Тогда потерпит.
Корчагина задумалась, повела грустным взглядом по комнате.
— Ага, будет потом гладить себя, как мой папа.
— Ты его жалеешь?
— А ты как думаешь? Может, он секса хочет, а мама не даёт.
— И что, минет не делает?
— Может, ей минет противно делать.
Девушки помолчали, обдумывая новый аргумент.
— А мне бы понравилось член сосать, — сказала Катя.
— Мне тоже.
Они рассмеялись.
— А со спермой что делать потом, когда в рот кончит? — спросила Катя.
— Можно проглотить, а можно и выплюнуть. Но лучше всё-таки проглотить.
— Почему?
— Тогда мужчине приятнее. Иначе он может подумать, что тебе противно.
— А если противно?
— Значит, ты его не любишь.
— Вот ты как рассуждаешь.
— Да, а что? Если любишь, разве будет противно?
— Ну не знаю, — Катя призадумалась. — Ты же мочу не пьёшь, потому что любишь?
— А когда целуешься, то слюну чужую глотаешь.
— Слюна — это другое, — Катя скривила губки. — Интересно, какая она на вкус.
— Кто, слюна?
— Нет, сперма.
Они рассмеялись.
— Ну не знаю, — продолжила Настя. — Женщины глотают. Значит, не такая уж и противная.
— Это ты на видео видела?
— Ну да.
— Может, они и не сперму там глотают, а сгущёнку, откуда ты знаешь?
— Не, там всё честно было. Мужчины кончали в рот, а женщины глотали.
— Часто ты эти кассеты смотришь?
— Ага, делать мне больше нечего. Я вообще их только один раз промотала. Так, для общего развития.
Катя хмыкнула.
— Идём, может, вниз, — вспомнила Настя. — Шашлыки уже готовы. Чувствуешь запах?
— Чувствую.
Девушки соскочили с кровати, поправили перед зеркалом платья и, нацепив на ноги босоножки на шпильке, покинули комнату. Им предстоял тяжёлый спуск по крутой деревянной лестнице — нетривиальная задача, даже учитывая их совсем небольшой вес.
4
После ужина, который прошёл в странной напряжённой атмосфере, такой, что даже девушки не переговаривались, Михаил Корчагин не удосужился отвезти жену в город или хотя бы проводить её до остановки.
Она утОпала в одиночестве, обиженная на весь мир, играя желваками на щеках, сжимая кулачки в карманах плаща.
«Скатертью дорога», — ухмылялся Корчагин, глядя ей вслед.
Теперь, оставшись один за хозяина, он довольно улыбался, сидя в летней беседке, лениво потягивая сигаретку. Из предметов одежды на нём были лишь шорты и сланцы. На плече небрежно покоилась белая простынь, приготовленная для вечерней бани.
Это был крепко сложенный поджарый мужчина, черноволосый, коротко стриженный. Серебристая рябь в волосах, редкие морщины у глаз и на лбу указывали на возраст, затерявшийся в районе сорока. Наполовину мордвин, Михаил и щурился, и говорил, как профессиональный охотник. Раньше он действительно занимался промыслом диких кабанов и волков, но потом, подустав, ушёл в смежный бизнес по заготовке пушнины.
Напротив него, примостившись бочком, сидел Андрей Солнцев. Круглолицый, широкоплечий, этот мужчина был больше похож на лесоруба, чем на инженера-конструктора по образованию, временно безработного по факту. Андрей сам брил голову в ноль, тёмная двухнедельная щетинка мягким клинышком расходилась на лбу, оставляя простор