еще круче: я и представить себе не могла, что когда-нибудь девчонка мне возьмет и скажет: ты красивее. Я как-то растерялась и просто уставилась на нее, моргая влажными глазами и шмыгая.
— Пойдем, — сказала Наташа. — Покажу чего.
Показала она мне картинки на своем ноутбуке. Ну, понятно какие картинки. На них были очень смазливые голые девочки, от некоторых во мне даже шевельнулось что-то вроде ревности, но всем им совали член либо в рот, либо в попу, и мне стало совсем неприятно из-за того, что я будто бы невинно развлекалась, оказывается, с любительницей смотреть такую грязь. Я не то чтоб была против грязи, просто, ну, могла бы предупредить. Я сложно устроена.
— Красивенькие — они как бы из всего сухими выходят, — заговорила Наташа. — Вот меня если снять в такой позе, я буду выглядеть как идиотка. А к ним не липнет. Они все равно красивенькие. Завидую, — сказала она и ущипнула меня за бочок; я ойкнула. — Тебе вот вообще по жизни не грозит, что на тебя будут смотреть как на комплект сисек и дырок: сойдет и эта, мол, лучше с ней, чем ни с кем. И самое дурацкое, когда ты на это готова согласиться, потому что самой тоже не с кем.
— Ты себя недооцениваешь, — сказала я совершенно честно.
— А куда деться? Человек себя оценивает так, как с ним обращаются. Тебе не понять. — Наташа свернула картинку на экране и открыла другую папку. — Да и кстати, у тебя тоже не все так гладко. Думаешь, я не вижу, как ты залипаешь перед этим зеркалом? Какие у тебя глаза при этом становятся? Тебе передоз грозит, если все время собой только восхищаться.
Я не знала, что за передоз, и теперь понимаю, что это тоже была в общем-то пустая болтовня, но тогда казалось, будто Наташа говорит что-то важное и научное...Я уже понимала, что будет в той папке, которую она открыла. Тоже смазливые девочки, но на этот раз — под женским присмотром. Тут Наташа сохраняла себе на компьютер целые фотосерии, причем некоторые я потом сама нашла в интернете и выяснила, что все не так однозначно и никаких жестких ролей нет — но Наташа отбирала только то, что ей нравилось, и выходило, что таких, как я, принято сначала всячески лапать, а потом... Я вспомнила волосатую письку Наташи, которую видела тогда в душе, и поняла, что влипла.
Ну то есть: я уже безнадежно, как муха на мед, попалась на сладкую мысль, что я — одна из тех, кто настолько прелестен, что даже в других девчонках пробуждает грубую похоть. «Сверху» на Наташиных картинках были самые разные типажи — от внушительных стриженых теток до ровесниц, иногда тоже вполне обаятельных, но вот на месте каждой из тех, что «внизу», я могла представить себя — а так как я, безусловно, была еще прелестнее их всех, захотелось уткнуться Наташе в плечо и мурлыкать от самодовольства, даром что внутри еще было