покрутила головой — нет ли кого поблизости? И, тяжело дыша, расстегнула все до единой пуговицы на рубахе. Подставив беспощадному солнцу высокую крепкую грудь. Обнажила плечи. Пусть их сгорают, дома помажет, чем надо, и за ночь ожоги сойдут.
Лишь бы потная ткань не липла к телу.
Божену посетили неприятности иного рода. Ветер с реки задирал полы рубахи до самого лица, и девушка шла, тщетно пытаясь удержать руками своевольную ткань.
Анешка тащила тяжеленный берестяной туяс. Внутри, заключенная в кожаном бурюке, булькала вода. Перекатывалась, обернутая льном, нехитрая снедь. Одной рукой она удерживала Божену, чтобы та спотыкалась чуть реже.
— Ну ты чо, госпожа, — внушала девушке холопка, — иди ровнее — то, рукой за меня. Вот так.
— Я не могу так, — вздыхала Божена, — может мне раздеться сразу предложишь? Идиотка.
— А чо рыбаки, белой жопы ни в жисть не видели? Ты, конечно, самый сок, но ничего, прямо скажу, неожиданного ты им не показываешь.
Очередной порыв ветра поднял полы рубахи до неожиданных высот. Дело закрепил плащик, змеёй обвившийся вокруг шеи, фиксируя тем самым положение рубашки на постыдном уровне.
— Да чего ты орешь, не понимаю? Еще госпожа называется. Чей не маленький человек. Должон понимать, что ничаго тобе туда не надует. И вон рыбаки со мной согласныя.
Божена попыталась отодрать рубаху от лица. Когда попытка провалилась, резко присела в траву, пытаясь закрыть срам.
— Рыбаки?! Айне, отойдем к полям, умоляю!
Мавка критично осмотрела горизонт. Над рябью волн парила стайка чаек. И только.
— Никого там нет. Никаких рыбаков.
— Все верно, — нежным тоном подтвердила Анешка. — Никакие енто не рыбаки. Рыбаки на стругах не ходють. Это всамделишные купцы, гости, ять, из хренограда. Они желают вам, и вашей белой жопе крепкого здоровьица и попутного ветра.
— Чего?!
— Ничаго.
Мавка показала холопке кулак.
— Ани, немедленно укороти язык.
Рабыня всплеснула руками.
— Нет, ну а вы што? За ляшки боитесь. Бойтесь серых облачков на небозёме. Как узрите сие чудо, зарывайтеся под землю. Потому как ежели не успеете, храбрыя всадники... витязи, сталбыть, вас повяжут, и начнут хватать за всякое. И это я вам не всю песню пропела. Уж могёте мне поверить. Не стукноло мне и пятнадцати зимушек, поперлась я нюхать ромашки. Это такие белые, с лепесточками, госпожа Баженка. И вот нюхаю я ромашки, а навстречу скачит храбрый воин. Прет прям. А конина пеною исходит.
Божена поутихла. Справилась, наконец, с рубахой. Над рыжим глинистым обрывом сновали ласточки.
— И вот подъезжает он ко мне, и хвать за волосья. И поперёк седла кладёть. Уж как у меня рубашка задиралася... так задиралася, шо в лагере евойном с неё с меня сняли. Не нужна, сказали, тебе рубаха. И какая ни есть я невзрачная девка, госпожа не дай соврать, а все сошла за базенькую. Приглянулась, видать...
Холопка сорвала травинку. Засунула в рот. Задумчиво щурясь посмотрела на солнце.
— Так что ты за свои прелести не беспокойся. Один хрен тебя повяжут, видно чо, али не видно. У батеньки свояго спросила