Лёгкие деньги. Часть 1

Пекло неимоверно. Полуденное солнце раскалило уличную пыль, листва на садовых яблонях жухла. Брёвна двухэтажного сруба Айнеке ссохлись, изошли ароматной смолой.

И последнее было утешением, поскольку жара не думала спадать уже вторую неделю.

Сама Айнеке пряталась от солнца в терпкой прохладе первого этажа. За узкими волоковыми окнами синело безоблачное небо. Скамья безжалостно впивалась в спину, ягодицы. Девушка со вздохом пошевелилась, пытаясь устроиться поудобнее, но это не помогло. Природная худоба совсем не годилась для лежания на жестких досках.

Вставать, впрочем, тоже не хотелось.

Да и куда? Под потолком висели никому пока не нужные пуки собранных луну назад трав. Все дела, связанные с работой, Айне сделала еще до засухи. А горожане, как черные, так и белые, были слишком заняты, чтобы вспоминать о болячках.

Таким летом забот у них немало: только и знай, что перекапывай с утра двор, да поливай колодезной водой брёвна. Делай что угодно, только бы не полыхнул пожар, какой как-то уже слизнул весь бревенчатый подол города.

Но, помимо дел, была у людей еще одна причина. Айне с весны знала, каким будет летом — травы подсказали. И, по глупости, твердила об этом всем гостям.

В итоге, когда её пророчества сбылись, Айне сделалась в глазах горожан ведьмой — кликушей. Очень просто стать мрачной пророчицей, когда ты мавка — да к тому же очень молодая по мавьим меркам.

Потому все гости утекли к другой мавке — травнице, постарше. Та жила за крепкими стенами детинца, на белой земле. Она не платит в казну налога, никого не боится, и, за неимением теперь конкуренции, начала драть с людей втридорога.

В общем-то Айне совсем не питает к ней неприязни. Скорее наоборот: девушка уверена, что цену за банальные зелья Ниттая задрала ради неё.

Горожане вскоре должны забыться, и снова заходить за своим «правильным» чистотелом, полынными настойками «супротив глиста» и брусничным сбором.

А пока девушка маялась без гостей, дела и каких-никаких денег.

Айне снова вздохнула. Тонкий смуглый палец начал наматывать черную прядку. Пахло зноем, травами, смолой. На мавку накатывала дрёма.

— Госпожа, госпожа! — раздался за стенкой девичий писк.

Мавка встрепенулась. Порывисто вскочила с лавки. Да так, что при высоком росте, с налёта ударилась лбом о потолочную балку. Из глаз сыпанула пригоршня искр.

— Mittа tараhtu, дурёха, — крикнула в ответ Айне, прижимая ладонь к ушибу. — Что случилось?

Девушка подставила свету ладонь, присмотрелась. Крови нет, слава вильям, ничего не рассекла. Но знак худой. Тревожный, чего думать, знак.

Скрипнула дверь. В комнату проснулась всклокоченная голова Анешки. Совсем еще мелкой, прыщавой холопки — её мавка купила прошлой осенью. Не пожалела ни разу, девка растёт толковая. Но вот одна особенность — создавать хаос, панику и шум на пустом месте прямо-таки выводят Айне из себя.

— Гость? Проводи его наверх, — буркнула мавка. Перед глазами еще плясали яркие круги. — Чего орать — то?

Холопка сделала круглые глаза, скрылась во тьме. Чтобы спустя мгновение снова появиться в дверях.

— Но это самое, госпожа, — громко прошептала девочка, — как же не орать — то, когда это не он