И, как показала история Боженового батюшки, не зря.
Теперь же девушка (да к тому же с рождения слепая!) и мать остались без покровителей. Вроде бы как на бересте написана судьба: одной пойти в жены боярскому сынку, другой — ключницей. Тем более Божану природа, словно в компенсацию за слепоту, наградила симпатичным лицом. И сносной, хоть, на взгляд Айне, полноватой фигурой.
Но «Божанка» дала, как говорят черные люди, «шороху». Сумела удержать при юбке дружину отца. Характер у девушки крутой: поговаривают, что в её доме от духа стервозности гвозди ржавеют.
С Айне «житья девка» не сдружилась на почве крови. Мавка — это не беда, это очень даже в почете. Но Айне по крови была лесной, дикой. Со смуглой кожей и раскосыми глазами. Этого Божана, конечно, видеть не могла. Но знала (как и все человечьи знатоки), что лесные мавки — всамделишные ведьмы. Луговые, белые сестры им в подметки по части волшебства не годятся. И потому «лесавки» запросто могут свести слепоту.
Айне, конечно, не могла. Но Божана словам не верила, и потому таила неприязнь.
Мавка знала, о чем будет разговор. И потому, внутренне готовясь к скандалу, нырнула в темноту клети.
• • •
Божана чутьем с рождения не бедного человека выбрала самую престижную часть комнаты. Девушка, развернув плечи, восседала на резной, обошедшейся в половину гривны (а значит, в четверть стоимости всего дома) кровати.
— Жаль, что вещи не умеют разговаривать, — проговорила она мелодичным, удивительно — красивым голосом.
Если чему Айне и собиралась завидовать, из Божановых достоинств, так это голосу. У мавки он шершавый, с лёгкой хрипотцой. А этот — будто речка течет. Не речь, журчание.
— Эта кровать рассказала бы о многом, — продолжила Божана. — Мы собрали бы с тобой столько интересных басенок... по цене, ну, на два города хватило бы.
Айне раздраженно фыркнула. По мнению человечьих знатоков, в потаскушьем ремесле мавки точно такие же доки, как в колдовстве. Это было прямое, ничем не скрываемое оскорбление, какое девушка не стерпела бы и от князя.
К еще саднящему лбу добавилась злость, а вместе с ней — досада. В кровати, с самого приобретения никого, кроме неё не побывало. Хотя бы потому, что новости разлетелись бы по городу со скоростью стрижа. И Айне, в лучшем случае, разъяренные бабы выгнали бы взашей из посада. Присвоив по пути честно нажитое.
В лучшем случае.
И потому Айне держалась долгих три лета. Никому не сказала грубого слова. Посетителей мужского пола мягко разворачивала. И, видят вильи, всему есть предел. В том числе — терпению.
Айне вспыхнула. Пальцы сжались в кулаки. Она собралась сделать то, за что её лесных сестёр боятся. И боятся по делу. Другими словами, мавка вознамерилась драться.
Божана невидяще посмотрела на хозяйку. Взмахнула длинными ресницами.
— Я только сейчас поняла, какую дурь сморозила, — мягко прожурачала она. — Я к тому, что кровать сия принадлежала прежде Озмуду. А тот, прежде чем отойти в навь, был тем еще... «мудом». Но мертвец — не болтец, чего уж.