гостье отвели место в большой спальне сестры, где стояла ещё одна кровать, когда-то бывшая моей в раннюю пору детской невинности — возрасте, не способном к пробуждению новых неведомых страстей. Тогда матери было удобнее укладывать и убаюкивать детей одновременно. Когда мы подросли и фигура сестры обрела вполне зримые и притягивающие моё любопытство формы, я переселился в другую спальню, имевшую собственную кровать. И сейчас, лёжа в ней, я долго не мог уснуть, представляя в своём горячем воображении, что могло твориться в ТОЙ спальне. Сцена, подсмотренная днём, не оставляла сомнений, что Грета продолжит свои поползновения, а реакция сестры не свидетельствовала о грядущем горячем сопротивлении с её стороны. Казалось, две родственные души, объединённые одинаково неприязненным отношением к сложившимся устоям, нашли друг друга. Получалось, что подарок предназначался мне, а достался моей сестре.
Внезапно я почувствовал страстный порыв выбраться через окно своей спальни (благо она находилась на первом этаже) и вскарабкаться до окна спальни девушек на втором, но вспомнил, что сестра и прежде тщательно завешивала своё окно, при данных же обстоятельствах трудно было рассчитывать на её случайную забывчивость. К тому же если что-то и произойдёт, то наверняка при погашенном свете, поэтому я вряд ли смогу что-либо разглядеть в эту тёмную безлунную ночь.
Томимый любопытством и жаждой сильных ощущений, я представил себе легко одетых девушек, застывших в долгом страстном поцелуе. Эта относительно невинная картинка повлекла за собой более фривольные и возбуждающие, где главная роль отводилась голубоглазой Грете, уже проявившей днём свою властную сущность. Разыгравшаяся фантазия одаривала меня живыми картинами женских потаённых развлечений, в которых моя соблазнённая сестра податливо трепетала в объятиях уже совершенно голой Греты (поначалу образ обнажённой ближайшей родственницы я стремился зрительно полностью вымарать из этих сцен, как нечто кровосмесительно-постыдное, представляя её только полуодетой, но от этого картинка становилась даже более возбуждающей).
Мне вспомнилась история двух студенток, учившихся курсом выше, которые, возмутившись новым законом, отвергли ухаживания парней и переключились друг на дружку. Тогда слухи об их запретной связи и детали, описываемые более сведущими приятелями, показались мне противоречащими природному естеству и в высшей степени отвратными, однако подсмотренная днём живая сцена не просто поколебала мои взгляды, но и в корне изменила отношение к лесбийской любви. Вместо чего-то грязного и низкого мне открылась удивительно прекрасная и крайне будоражащая чувства картина, от созерцания которой я возбудился так, как не возбуждался прежде.
Между тем фантазия моя распалялась, смывая преграды даже в отношении родственных уз. Возникали варианты возможного развития событий. В одном из них Грета встаёт с постели и тихо крадётся к не спящей в тревожном ожидании сестре. Она набрасывается так же стремительно, как и днём, между девушками возникает лёгкая борьба, знающая себе цену Анна не хочет сдаваться без боя. Но вот коварная рука Греты, сминая тонкий подол ночной сорочки сестры, победоносно проникает в центр обороняемого бастиона, захватывая вражеское знамя. Анна тщетно пытается сомкнуть свои обнажившиеся бёдра,