Одиссея Китти

зверство, когда не стесняешься никого и ничего. К дозволенности любить, ходить голышом и трахаться на людях добавилась дозволенность пачкаться, как свиньи, и мы вымокли в грязи до последнего волоска, пропитались ею до печенок и сами стали комьями грязи, хрюкающими от смеха. Грязь одуряюще пахла, скользила на нас, как чернильный гель, и мы были хрюшками, скользкими иловыми монстрами, грязными гадкими черными чертяками; мы ездили и елозили друг по другу, швырялись грязью, строили башни на голове, топили и закапывали друг друга по самые ноздри, и потом вдруг устали до радуг в глазах, и вытянулись в изнеможении, и заснули в липком месиве, взболтанном телами и ногами; а когда проснулись — грязь подсохла на нас, и оба мы были в панцырях, как настоящие бегемоты...

Китти предложила побродить в грязи по лагерю, и мы, уже изрядно обалдевшие, полезли пугать народ. После того, кое-как вымывшись, мы поползли наконец к нашим кемпингам — обжираться и упиваться в усмерть. Голод звенел в наших телах, как лихорадка. Мои тряпки каким-то чудом остались там, где я их бросил, а Киттины исчезли бесследно, и ей пришлось топать голопиздой, как Ева.

Нажравшись гамбургеров и тушенки, упившись пивом, мы расползлись, как улитки, по кемпингам, и я мгновенно утонул в сне, даже не заметив, как засыпаю.

Проснулся я под вечер. Темнело; звенели цикады, гитары и голоса — отовсюду, как в театре перед спектаклем. Помочившись, я прислушался к гулу, выделил в нем мяукающий голосок Китти и пошел на него, как зверь.

Китти сидела с большой компанией у костра. Рядом валялась забытая гитара: было не до нее — шла игра, и Китти вглядывалась в веер карт, как в волшебное зеркало. Едва кивнув мне, она бросила — «привет», — и тут же заорала: — Я в игре!

Это было явно не мне. Внутри царапнуло; «она так увлечена игрой», говорил я себе, «и всего-то делов... Не стоит обижаться... «Легче не стало, и я принялся разглядывать играющих. Мне предложили присоединиться, я отказался; Китти подобралась, обхватив ноги руками, набычилась и бросала острые взгляды на карты в руках противников.
— Как тебе наша котица? — вдруг подлезла Ви. — Она уже проиграла себя Джефферсону, Лесли и Битюгу, и хочет отыграться.
— Как это «проиграла себя»? — не понял я.
— Так. Будет у них секс-рабыней до конца феста. Ничего, ей только в кайф. Они классные ебыри, балдеж просто, особенно Битюг. У него дрючок еще длинней, чем у тебя.

То ли мне почудилось, то ли в голосе Ви действительно мелькнули мстительные нотки. Впрочем, мне было все равно, потому что я вдруг озяб, будто меня сунули в холодильник.

— А... а сейчас она тоже...
— Что «тоже»? Сейчас она поставила свои волосы. Проиграет — Лесли побреет ее налысо...— Налысо?! — Я похолодел еще больше, — но тут раздались вопли. Китти закрыла руками лицо, и один из парней подскочил к ней.
— Нннеее! Нннеее! — пищала и мяукала она, — я отыграюсь! Давайте еще! Ну давааайте!..
— Что ставишь, женщина? Волос у