Пробуждение Галатеи

на стройных коленях, углубление на плоском трепетном животике, тончайшая талия — Пигмалион свободно обхватывал её пальцами обеих рук, — высокие небольшие грудки с настоящими морщинками вокруг сосочков, гибкие грациозные руки с изящными пальчиками, шея с гордо вздёрнутой головкой, даже мраморное лицо статуи, — всё казалось живым, точно девушка просто застыла в танцевальной фигуре. Отложив резец в сторону, скульптор осторожно, словно лаская живую плоть, провёл ладонью по плавным изгибам спинки, бёдер и попочки своего творения. Вздрогнул: ему показалось, что он ощутил тепло, исходящее от статуи. Он отпрянул и рукой смахнул пот со своего лба.

— Я слишком много работаю, — пробормотал он, — так можно лишиться рассудка.

И полюбовавшись ещё раз на своё произведение, он накрыл статую атласным покрывалом. Обычно он накрывал скульптуры просто грубыми холстами, но сейчас ему почему-то захотелось укутать её чем-то вроде одежды. О, боги! Под пурпурной тканью стояла по-настоящему живая девушка. Во всяком случае, такое впечатление возникало при первом взгляде на неё.

В эту ночь Пигмалион не смог уснуть. И ему мешали не муки творчества, как это было не раз, когда он работал над крупным замыслом. Нет, теперь он не мог отогнать от себя образ Галатеи. Едва он закрывал глаза, как прекрасное лицо статуи вставало перед ним. Ему представлялось, как она тоскует в одиночестве, и её огромные глаза застилают слёзы, а маленькие губки зовут его по имени, моля не оставлять одну. И художник решил провести ночь в мастерской, сидя у ног любимого творения.

Так и повелось, все дни и ночи он проводил рядом со статуей. Постепенно восторг произведением искусства перерос в нечто совсем иное — в обожание, преклонение, которое может испытывать влюблённый мужчина к женщине.

— Ах, если бы ты была живой, реальной девушкой, — вздыхая, говорил художник, с нежностью глядя на статую. — Ты могла бы сделать меня счастливейшим из смертных.

И он обнимал её колени, прижимаясь разгорячённым лицом к её точёным ножкам. Его сердце таяло от любви, а тело изнывало от желания обладать этим совершенством.

В один из вечеров измученный Пигмалион заснул на полу в мастерской. Его разбудил ветер, и звон разбитого стекла. Дом художника стоял на берегу моря, начался сильный шторм, и раскрытое окно разбилось, балконная дверь распахнулась настежь.

— Этого ещё не хватало! — Пигмалион бросился закрывать балкон: многие его скульптуры боялись сырости.

— Эй! — услышал он вдруг за спиной незнакомый женский голос.

В испуге обернувшись, увидел высокую молодую даму в офисном костюме, который туго обтягивал её пышные соблазнительные формы. Густые ярко-рыжие волосы были стянуты в тугой узел.

— Да, да, — я к тебе обращаюсь, смертный, — сказала незнакомка и, блеснув на него изумрудными глазами, уселась в кресло, закинув ногу на ногу.

— Вы... вы вошли в двери? — пробормотал Пигмалион, мысленно обругав Константина, что тот забыл закрыть замок. — Я не расположен сегодня к интервью, — твёрдо отрезал он, принимая её за журналистку.

— Много мнишь о себе, — усмехнулась незнакомка. — Я не нуждаюсь в беседе с тобой. Молчи! —