Последний танец. Часть 3

глубокий и истинный интерес к искусству, имеющему свою историю. Вам будет интересно увидеть мои коллекции.

— Вы приглашаете меня домой? — уточнила я.

— Совершенно верно. — Он замолчал, в выжидании уставившись на меня. Я не сомневалась в своем решении, но было бы не совсем правильно сиюсекундно согласиться, и поэтому я дала согласие лишь спустя полминуты, изображая на лице подлинную растерянность и сомнения.

Впечатление произвел даже сам подъезд. Высокие стены, тщательно отштукатуренные, кованные старинные перила, на стенах репродукции и кашпо с ветвистой березкой. Таких подъездов, наверное, один на миллион. Ухоженный, чистый и уютный. На площадке третьего этажа была всего одна дверь. На темном дубовом полотне золотом поблескивали две цифры — тридцать семь. Именно возле этой двери и остановился Лев Семенович, доставая из барсетки увесистую связку ключей.

— Сколько дверей можно было бы открыть! — пошутила я.

— Я ношу на этой связке все ключи от музея и от собственного дома. — Пояснив это, он выбрал из всех один длинный ключ и вставил его в замочную скважину, прикрытую золотистым язычком. Наконец, дверь распахнулась, и он жестом пропустил меня: — Прошу.

В этот момент я позабыла о том волнении, что охватывало меня в присутствии Льва Семеновича. Я была поглощена его великолепным и роскошным домом. Здесь всюду пахло богатством и антикварным наследием, во всей обстановке — а квартира, надо сказать, отличалась немалым количеством комнат и внушительным метражом — не было ни одной современной вещи, вся мебель, казалось, попала сюда прямо из усадьбы девятнадцатого века. Впрочем, я почти угадала — позже мой немолодой друг рассказал, что провел на аукционах уйму времени и оставил там немало денег, обставляя этот дом. Но многое досталось ему по наследству от его родителей. Я постеснялась уточнять, но и так было понятно, что семья была обеспеченной. Наверняка его родители не были рабочими с фабрики.

Каждая новая комната, открывающаяся моему взору, поражала идеальной гармонией, интересным, старомодным, но таким милым моему сердцу интерьером. Особенно мне понравилась одна из них — по-видимому, это был кабинет. Массивный стол из красного дерева с резными, витиевато закругленными ножками, стоял рядом с окном. На его темно-бордовой поверхности стоял письменный набор из какого-то темного камня, железная печатная машинка и старинный телефон с круглым диском и красивой, утонченной трубкой, которая покачивалась на высоких стальных рычагах. Одна стена была сверху донизу забита книгами — по-видимому, стеллажи для них изготавливались на заказ. О, чего тут только не было! Тут и античная литература, и классика, и поэзия всех времен и культур. Настоящее сокровище. И все книги в старых, но крепких переплетах, с глубоким золотистым теснением. «Делали в мастерской» — подумала я.

У противоположной стены уютно расположились два небольших дивана, обитых красным бархатом. Гибкость изгибов этой мебели делала ее похожей на мягкие алые волны, манящие прикорнуть на их гребне с какой-нибудь из этих потрясающих и ценных в своем значении книг. Стены были обиты настоящим деревом, а паркет слегка поскрипывал, что вполне дополняло общий