Последний танец. Часть 3

старинный антураж комнаты. На стене, возле которой стояли диваны, висела просто великолепная копия Сандро Боттичелли «Рождения Венеры». Судя по всему, ее возраст был немногим меньше оригинала. Одна из моих любимейших картин! В восторженном восхищении я обернулась и увидела на пороге кабинета его хозяина. Он стоял, оперевшись рукой на косяк, и, по-видимому, ждал от меня какой-либо реакции.

— Я потрясена. Это великолепно. — Лев Семенович улыбнулся гордой улыбкой и прошел в кабинет, вальяжно опираясь на свою резную трость.

— Пожалуйста, присаживайтесь. Я покажу вам нечто удивительное. Вам, Соня, должно понравиться. — С этими словами он ключом открыл стеклянную створку шкафа с какими-то папками и вытащил одну из них. Присев рядом со мной на диван, раскрыл папку и показал мне. Это были старые, выцветшие и пожелтевшие от времени фотографии, на которых были изображены артисты балета, умершие, наверное, почти сто лет назад. Я не могла узнать почти никого из них, только на одной карточке я увидела знакомое мне лицо. Это был Вацлав Нижинский, запечатленный в танце. Трепетно дотронувшись до фотографии великого танцора, я подняла глаза на Льва Семеновича:

— Это «Жизель»?

— Вы правы, Сонечка, вы правы. Я знал, что вам понравится. Я собирал эти и другие фотографии всю жизнь, отдал поиску этих снимков кучу времени и денег. В этой папке у меня все о балете, если вы пролистаете дальше, то увидите не только артистов, но и замечательные кадры постановок.

— В этой папке все о балете, а что в остальных? — я была восхищена его подборкой, этих кадров я никогда раньше не видела, хотя мне доводилось видеть многие подобные работы во время учебы. Это были действительно редкие работы, потому и такие ценные. Как же здорово было держать это богатство в своих руках!

— Опера, театр, многие известные личности, царская семья. Есть отдельная папка, посвященная исключительно жизни и творчеству Шаляпина. Должен признаться, он мой кумир. Но есть и просто редкие старые снимки с изображениями неизвестных людей, о жизненном пути которых память давно рассеяна. Не хотите ли взглянуть? — говоря все это, он будто помолодел. Глаза приобрели небесный оттенок, чистый и ясный. Морщины на лбу разгладились, и все его лицо сияло.

— Фантастическая коллекция. — Проговорила я.

— Вы читали Стефана Цвейга?

— Он мне нравится. Но сравнивать вашу коллекцию с новеллой Цвейга я бы не стала. Ваша — настоящая.

— Соня... Спасибо вам. — Вдруг произнес Лев Семенович.

— Спасибо? За что? — не поняла я.

— Вы понимаете. — Сказав это, он как-то странно посмотрел мне в глаза, от чего я почувствовала, что по моей спине побежали мурашки. Повисла пауза, тишина начала давить, и тогда он, как ни в чем ни бывало, улыбнулся и спросил, указывая жестом на застекленную стойку, от пола до потолка заполненную папками: — Какой альбом вам показать? Что бы вы хотели увидеть?

— А у вас есть альбом с историей вашей семьи? — Мне было невыносимо интересно, каким он был в молодости,