коньяка, когда в спину ударил какой-то нечеловеческий, демонический рык:
— Ыыыааа! Стой, су-у-у-ука!!! Убей меня!!! Убей меня, тварь!!! Ты забыл, что я сделал с твоей женой?! Ты забыл как я трахал её?! Ты не мужик, Илья! Ты тряпка и дерьмо!!! Я не хочу жить!!! Сделай то, зачем пришел, не позорься! Олень рогатый!!!
Я остановился, глядя в перепуганные глаза Оксаны. Мы так и замерли в полутемном коридоре, слушая эти звуки преисподней, доносящиеся из комнаты.
— Ты кричал, что убьешь меня, если встретишь? И что? Где твоя смелость? Где твоя мужская гордость, ссыкло?! Твоя Анька, наверное, по рукам пошла?! Ты уже привык, что её дерут все кому не лень и во все щели?! Д-а-а-а-а у неё ненасытная дырка!!!
Итальянец вдруг захлебнулся тяжелым грудным кашлем, натужно хрипя, и Оксана тут же быстрой ланью проскользнула мимо меня, на ходу открывая бутылку.
— Габби, успокойся! Тише... тише... вот держи. Держи стакан. Сейчас... сейчас... выпей... сейчас полегче станет... успокойся... всё хорошо...
— У-у-у-й-д-и... с-с-с-у-у-к-а... — прошипел Габриэль и замолчал, наверное, заливая нутро коньяком. Я тихо обулся и вышел в подъезд. На душе было так пусто и противно, что захотелось самому хватить чего-нибудь горячительного. Уже на улице меня догнала Оксана.
— Илья! Подожди! Я всё слышала! Зачем ты к нам пришел? Зачем ты врал мне?
— Извини, Оксан, — я достал из кармана свою визитку и вложил женщине в ладонь, — я сам не знаю, зачем всё это было нужно... вот возьми. Если тебе потребуется какая-нибудь помощь, то обязательно звони. Хорошо?
Женщина как-то сникла, ссутулилась, и растерянно уронила визитку на мокрый тротуар.
— Прости его, Илья, — еле слышно произнесла она, — Он несчастный человек со сложной судьбой... прости...
Некоторое время я молча смотрел, как сгорбленная фигура некогда красивой и жизнерадостной девушки, обреченно удаляется по тротуару в сторону безликой хрущёвки, где на третьем этаже в тускло освещенном окне блуждали отблески работающего телевизора. Лишь когда Оксану проглотил темный туннель подъезда, мне хватило решимости повернуться и быстрым шагом, переходящим на бег, исчезнуть из этого ужасного места.
— Какой кошмар... — прошептала Аня, проведя ладонью по лицу.
— Теперь я рассказал тебе всё.
— Какой кошмар... — снова повторила супруга, — Илюш, я пойду лягу. Мне что-то плохо.
Я проводил её в комнату и прикрыл балконную дверь.
— Нет, нет! Оставь открытой. Мне нужен свежий воздух.
— Что с тобой? Может скорую вызвать? Ты белая, как мел.
— Всё хорошо, Илюш. Сейчас пройдет. Сделай, пожалуйста, чаю.
Когда я вернулся в комнату с горячей кружкой, Аня уже сидела на диване. Румянец вернулся на её лицо, прихватив с собой и легкую улыбку.
— Спасибо дорогой! — кивнула она, принимая ароматный чай, — Но у меня осталась еще одна тайна, которую ты тоже должен знать. Она взяла меня за руку и потянула вниз, принуждая сесть рядом. А потом положила мою ладонь себе на живот и тихо прошептала на ухо:
— Ты слышишь?
— Что?
— Он говорит, что против того, чтобы папа курил дома...