Перевоспитание Гермионы

личиком... Да, я повёл себя с ней жёстко. Но ведь она заслужила это. Ведь так?... Или я просто хочу оправдать себя?..

«Что с вами, профессор? Вам плохо?» — эта невинная фраза навечно врезается в память.

Плохо ли мне? Приглядевшись, я различаю усмешку на её лице. Меня это радует. Значит, она уже не так невинна. («Ай!» — взвизгивает она, когда я отвешиваю по бесстыдно выставленной заднице увесистый шлепок.) Радует, поскольку наш со Снейком план подразумевает большее, чем просто лишить Гермиону чести. На очереди достоинство. И уже потом, одним из финальных пунктов, — пробуждение инициативы в свете новой субъектности.

Поэтому я удовлетворением наблюдаю, как Гермиона хочет произвести на своего профессора впечатление. Я реагирую должным для себя образом. Раздаётся ещё один шлепок. Она взвизгивает.

«Ишь, распутница!» — восклицаю я.

Она, болтая ножками, хихикает, а я опускаюсь на пол и припадаю ртом к розовеющей промежности. От удовольствия коленки Гермионы разъезжаются в стороны.Поддержание иллюзии, на которой держался План, было заботой Снейка. Он начислял школе Гриффиндор n-нное количество очков по мере того, как я отчитывался об «успехах» Гермионы. Той всё время казалось, что ещё чуть-чуть, и Грифиндор догонит Слизерин. Разумеется, разрыв поддерживался искуственно, и я был готов к тому, что однажды она захочет большего.

Ей лишили стипендии, но она, кажется, не восприняла это как удар. Она всегда воспринимала её скорее как формальность, свидетельство о статусе нежели как средства к существованию. Ныне же Гермиона чётко осознаёт, что «источник статуса» переместился в какое-то другое место. И под моим чутким руководством она постепенно находит своё место в новой иерархии, которую мы со Снейком любезно выстроили. Хе-хе.Моя жалостливость постепенно исчезла: я больше не испытываю скверных чувств. Гермиона всё меньше напоминает хрупкое невинное создание. Педантичную зазнайку она тоже больше не напоминает, хотя бесконечные напоминания о баллах никуда не исчезли. Да, она канючит. Но теперь это что-то вроде способа упорядочить переживания, «рутинизировать» сменяющие друг друга волны стыда и удовольствия; пристыковать новый жизненный опыт к ядру личности, дабы не сойти с ума.

По привычке она щебечет гадости про Слизерин, а сама между тем вовсю исследует новую грань своей индивидуальности. («Что с вами, профессор? Вам плохо?») И я поощряю это как могу. Как у себя в кабинете — занимаясь с ней самостоятельно, так и вне его — давая внеклассные задания, например, пофлиртовать с Гарри.

Однако, как ни странно, Ронни с Гарри не были первыми ласточками. Сначала Гермиона «добывала компромат» на преподавателей, став одной из тех самых студенток, задирающих свои юбки. Это напоминало работу под прикрытием и казалось ей ...невероятно возбуждающим. Надо ли говорить, что Гермиона зашла гораздо дальше, чем лёгкий петтинг?

Только с профессором Снейком у неё ничего не вышло — тот не только рассмеялся ей в лицо, так ещё поставил неуд за поведение. Так унизительно Гермиона себя никогда не чувствовала, и от обиды на себя и весь мир, что называется, «пустилась». За спиной слышался шёпот тех, кого она всегда 

---

---

Вернуться назад