В тихом уголке камбуза, ожидая, пока сварится кофе

Я снова вздрогнула, изогнулась и увидела щель в двери, свет за ней, и я знала, что Беверли смотрела на меня, смотрела на мистера Тромблей, хвалящего меня своим языком. Его кончик расслабился, проскальзывая скользкое место, прикасаясь прямо под как-там-он-назывался, заставляя меня корчится в практически-не-могу-выдержать дрожи. Я продолжила делать это. Мистер Тромблей не позволил бы мне остановиться.

Я дернулась, хватая, не обращая внимания на наблюдателей. Я хотела чего-то еще. Возможно, пениса мистера Тромблей в моем ухе. Моя голова металась по подушке. Пенис, сказал мой рот, представляя его внутри, мягкость, твердеющая, чтобы попасть туда.

И все же, этого не было достаточно. Чем бы это ни было, оно не должно было произойти. Я остановилась. Я тяжело дышала. Я долго лежала там, прислушиваясь к себе. А затем я начала снова. Я начала с самого начала. «Твои груди такие прекрасные, — сказал мистер Тромблей. — Прикоснись к ним так. Верно. Точно. Великолепно. Так мило. Ты такая милая. Мой приз. Мой прелестнейший, прелестнейший приз». Только он говорил с Беверли, не со мной, он касался Беверли, он учил ее касаться. Я была в коридоре, наблюдая. Я видела все, что он делал с ней. Он делал это медленно и беспрестанно, и она позволяла ему, и я смотрела, и когда его язык поднялся наверх, когда он, наконец, прикоснулся к этому особенному месту, это началось, началось по-настоящему. Она дрожала так сильно, и ее бедра поднялись, и ее ноги раздвигались и смыкались, и она подумала: вот оно, вот оно — и когда он ущипнул его, это маленькое место, ущипнул губами, его язык щекочет ниже, его большой палец весь в ее отверстии, и этого хватило. Этого действительно хватило. Я кончила.

Именно это ты и хотел узнать, верно? Но это еще не все. Я спустила ночнушку, и накрылась покрывалом, и заснула. Когда я проснулась, было утро и мама была на работе. Я начала вставать с кровати, а потом не встала. Я снова трогала себя. Или, возможно, мистер Тромблей снова трогал Беверли. Неожиданно она стала такой влажной, такой дрожащей, абсолютно неконтролируемой. Я стояла у кровати, смотря на них, смотря, как пенис мистера Тромблей увеличивается, смотря, как он полностью засунул его в ее маленькое отверстие. Она закричала, когда это произошло, и я снова кончила. Это было просто, и я задрожала.

Я поднялась, не переоделась и практиковалась часами. Сидя за пианино, я задрала ночнушку и начала щипать себя. Это не действовало, пока мистер Тромблей не начал щипать Беверли. Тогда подействовало. Когда я встала, на скамейке у пианино было блестящее пятно там, где я сидела. Пот, или что-нибудь большее. Я размазала его указательным пальцем. Я притворилась, что оно принадлежало Беверли, и попробовала его на вкус. Затем я вернулась в постель. Мистер Тромблей шесть раз трахнул Беверли в тот день. Семь раз на следующий. В промежутках я тренировалась, я спала. Иногда звонил телефон, но я не