Посланница Храма

ответ склонила голову совсем уж низко, намного ниже, чем положено по этикету, и смущенно улыбнулась — слов она не нашла. Это неловкое положение отразилось для королевы совсем уж неожиданно — ей это понравилось. "Просто вечер чудес каких-то!» — подумала про себя взволнованная женщина.

— Пресветлая королева, дозволено ли будет мне вручить вам послание храма?

— Дозволено, многоуважаемая посланница Храма, — этикет все-таки оказался сильнее всяких чувств, правда, голосок подкачал — уж точно не звучал как должно королевскому голосу.

— Столь веселое празднество не должно омрачаться суетой государственных дел, а посему, не пройти ли нам — гостья обвела быстрым взглядом тронную залу — в более подходящее место.

— Д-да, конечно, — запинаясь, проронила королева и двинулась к двери в соседнюю комнату, расположенную по левую сторону от трона.

Она шла медленно, короткими шажками — облегающее вечернее платье до середины бедер (последний писк моды восточных королевств) и высоченные каблуки (так же дань моде) не особенно дадут разгуляться. В полной тишине тронного зала ее босоножки стучали о мраморный пол особенно громко, словно цокот копыт по мостовой в глухую полночь. Элеонора специально выбрала самые высокие каблуки, чтобы был повод отказать в танце назойливым кавалерам, и теперь за это расплачивалась. Медленными шагами она пробиралась к выходу в атмосфере абсолютного безмолвия. В тот вечер виляние королевской попки при ходьбе, особенно подчеркнутой ее туалетом, лишило спокойного сна многих достойных мужей королевства. А самые молодые и горячие впоследствии даже организовали некий тайный "клуб поклонения королевской части тела, что пониже спины» или в просторечье "королевская попка», члены которого обязывались всю жизнь воспевать "наипрелестнейшую королеву с ее наипрелестнейшей попкой». Дамы же с этого вечера полностью обновили свой гардероб, выбросив всю обувь с каблуками ниже трех дюймов, что привело к настоящей панике в обувной отрасли и закрытию многих известных обувных мануфактур.

Королева, чей взор был обращен только к двери, каким-то шестым чувством понимала, что все внимание зала вдруг переключилось с незнакомки на ее спину, а точнее на ее ягодицы. В любой другой момент это вызвало бы прилив гнева, которым она была так знаменита, но не теперь. Теперь ей нравилось, что все взоры прикованы к покачиванию королевских бедер, да и вообще к ее стройной высокой фигуре. "Боги Света и Тьмы! Какое унижение! Но почему же мне так приятно это унижение?!» — думала тогда Элеонора. "Неужели это я? Та, кто всегда презирал вычурные наряды и подчеркнутые женские прелести, предпочитая в обычное время удобные костюмы для верховой езды? Та, кто никогда не гналась за мужским восхищением, ища славы в войне? Ах, что же со мной делает эта колдунья?!» Элеоноре все в этом зале теперь казались предателями, ничего не предпринимавшими в защиту чести своей королевы, но на удивление зла на них она не держала. Вдобавок ко всему собственное тело тоже начало ее предавать: покачивание бедер усилилось до неприличия, соски затвердели и порывались проткнуть плотную облегающую материю, между ног бушевал пожар. Такого возбуждения