Отпуск. День двадцать первый. Отъезд домой

ее положению больше дискомфорта и неудобства.

За пять минут поза и тело Лизы действительно преобразились: на ее шее, под стать браслетам на руках и ногах, появился черный кожаный ошейник с колечком спереди. Через него Геннадий продел двухметровую веревку, разделив посередине и туго перевязав ею грудь женщины. Он очень любил, когда и без того пышная грудь, наливается кровью и обретает более упругую и идеальную форму.

Взяв еще одну веревку, намного длиннее первой, он продел ее под коленями женщины, разведя ее ноги до краев стола. Сверху веревки оказались прокинуты через железные бортики на верхней полке, а затем, продеты через кольца ручных браслетов. Когда мужчина резко потянул за концы веревки, то Лиза вскрикнула и уткнулась лбом в окно, которое мужчина предусмотрительно закрыл. Таким образом, ее руки оказались подняты и зафиксированы за спиной на уровне ее головы.

Женщина уже готова была немного поворчать от постановки в неудобную позу, хотя и прекрасно понимала, что ее просьбы ни к чему не приведут. Но, не успела она сказать и слова, как мужчина грубо втиснул в ее рот подобие кляпа, а на самом деле, приспособление представляющее собой широкое кольцо, не дающее рту закрыться. Таким образом, женщина теперь могла издавать лишь нечленораздельные звуки. Для большего неудобства, Геннадий связал вместе ее щиколотки. В итоге, женщина оказалась тщательно зафиксированной перед окном, демонстрируя проносящимся лесам и полям свою налившуюся кровью грудь и раздвинутые ноги с выбритой промежностью.

Катя восторженно наблюдала за мужчиной. Оказывается, подготовка «рабыни» со стороны выглядела очень увлекательно. Что-то девушка уже запоминала и отмечала для себя, намереваясь повторить с матерью дома.

— Принимай работу. — С юмором в голосе сказал Геннадий и, несильно шлепнув женщину по попе, отошел от своего перетянутого веревками произведения, усевшись на койку.

Катя, в свою очередь, встала и подошла к матери в упор. Хотя, она уже не думала об их родственных связях: перед ней была тщательно зафиксирована голая женщина, которая в ее глазах сейчас выглядела лишь куском мяса, которое можно было безнаказанно бить, издеваться над ним и насиловать в любое отверстие. Девушка не удержалась и звонко шлепнула мать по ягодице, оставив не ней красную пятерню. Лиза еле слышно вскрикнула, а Геннадий насупился:

— Тихо! Не забывай, где мы находимся! Тут любой чих слышен!

— Да это все она кричит! — Глупо попыталась оправдаться Катя, но мужчина, схватив ее за запястье и до боли сжав его, сказал тихим, но твердым голосом:

— Всегда думай головой! Если своей головы нет, то прямо сейчас ты займешь место этой суки на столе! — Он сжал руку девушки с такой силой, что она буквально пропищала:

— Я поняла, я поняла...

Когда Геннадий отпустил ее, то она испуганно схватилась за пульсирующее запястье, и, чтобы мужчина не видел ее растерянности и смущения, она снова повернулась к матери. «Ну, сука, теперь тебе достанется!» — Мысленно обвинила она Лизу в том, что ее снова «отругали».

— Сними футболку. — Снова напомнил ей