Перед рассветом

это уже не понадобится, — махнула рукой покупательница, — Поставь-ка её на ноги и развяжи.

— Я могу освободить ей ноги и рот, — заявил горбун, — А руки развязывать не буду. Еще набросится на Вас.

— Ах, вот как? — у дамы перья встали торчком, — Эта дрянь еще и буйная? Ну, ничего! Я ей норов-то укорочу. Ладно! Даю пятьдесят, и кончим торг. Не на базаре.

— Сто, — ответил уродец, — Это — моя последняя цена.

Сказав это, Лило развязал невольнице ноги и грубо поднял её. Дана еле удержалась и упала бы, если бы горбун не схватил её за волосы. Узловатыми пальцами он развязал платок и вынул изо рта тряпку. Дама приблизила к девушке своё щекастое лицо и сузила и без того узкие глазки.

— А ну, тварь черномазая! — крикнула она, — Покажи мне мартышку!

— Я не умею, — виновато проговорила Дана.

— Что такое? — дама взмахнула непонятно откуда взявшимся хлыстом.

Лило ловко перехватил её руку и отвел в сторону стек.

— Сначала заплатите, — усмехнувшись, воскликнул он, А потом хоть рвите её на куски.

— Джон! — взвизгнула дама.

В дверях появился человек огромного роста. Чтобы зайти в сарай, ему пришлось согнуться пополам. Подойдя к женщине, он сложил руки на оголенной могучей, как у Геркулеса, груди и замер в ожидании приказаний.

— Дай этому торговцу сто монет и забирай рабыню. И скажи там, что скоро отходим. Пусть готовятся.

— Слушаюсь, моя госпожа, — густым басом произнес великан.

Он снял с пояса небольшой кожаный мешочек и быстро отсчитал сотню золотых монет в пригоршню горбуна. Когда тот отошел в сторону, пересчитывая деньги, великан снова заткнул рабыне рот и, вдобавок, натянул на голову плотный кожаный мешок, завязав его на горле девушки. Перехватив её за талию, он легко положил дрожавшую от страха бедняжку себе на плечо и большими размашистыми шагами вышел из убежища Лило.

Дана почти ничего не слышала из-за плотной кожи на голове. Джон грубо кинул её на охапку сена и сразу же толстой веревкой стянул ноги у лодыжек и под коленями. Потом накрыл девушку какой-то грубой материей, вероятно, парусиной. Щелкнул кнут, и повозка затряслась по неровной дороге.

— Куда меня везут, — думала Дана, еле сдерживая плач, — Что со мною будет? Кто эти люди?

Но ответов она не находила. А скрипучая телега увозила девушку всё дальше, лишая последней надежды на спасение. Волна отчаяния захлестнула рабыню с новой силой. Она пару раз дернулась, но осознала несокрушимость пут и потеряла сознание.

Очнулась Дана от сильной обжигающей боли. Открыв глаза, она увидела перед собой... темноту. Девушка поняла, что мешок с её головы так и не сняли. Глухо замычав, она попробовала пошевелиться, но раздался короткий свист, и снова резкая боль обожгла плечо и спину. Рабыня затихла.

Прислушавшись, она поняла, что находится в трюме корабля. Где-то слышался плеск волн, а сквозь маленькие отверстия в мешке до неё долетали знакомые запахи сырости и плесени. Внезапно чьи-то руки схватили негритянку за плечи.

— Джон! — услышала девушка знакомый голос, — Тащи эту