Спец-заказ. Части 7—9. Эпилог

отработана, каналы сбыта живого товара тщательно налажены, велся жесткий учет поступлений, продаж, списания неликвидных и испорченных единиц... Уже сейчас по информации, найденной на конфискованных компьютерах, удалось арестовать десятки людей, так или иначе пособствовавших, покрывавших или открыто процветавших благодаря торговле девушками — охранники, врачи, наемный обслуживающий персонал. Не всем возможно предъявить обвинения за соучастие, но большинство заговорят, выплевывая на свет новые ужасающие подробности об огромных деньгах, переходивших из рук в руки, жестоком обращении и методах насильственного прививания послушания, об извращениях и увечьях, на которые не то что закрывали глаза, но поощряли, пестовали в богатых клиентах.

На данный момент не удалось выяснить, скрывался ли кто-то один, главный, за всей группировкой, скорее походило на взаимовыгодное сотрудничество нескольких банд из разных стран, каждая из которых преследовала собственные интересы в погоне за наживой. Валет, в действительности Валентинс Круминьш, видимо, отвечал за западный блок. Пока его разговорить не удалось, но Максим надеялся, что это только вопрос времени, когда они найдут к нему подход.

В трех захваченных центрах были обнаружены четырнадцать женщин, двое из них — россиянки. Остальные — украинки, латышки, полячка, девушки из бывших Югославских республик. Так или иначе выяснилось, что большинство рабынь поставлялись из наиболее бедных, незащищенных стран Евросоюза, преимущественно бывшего советского блока, а также из России, Белоруси, Украины. Вероятно, от части это обуславливалось высоким уровнем коррупции, бессилием органов порядка во всех этих странах, от части, возможно, привлекательностью славянской внешности и характера для иностранных сластолюбцев. Женщин, привыкших почитать мужчину за бога, тех, кому с детства внушают что бьет — значит любит, для кого быть замужем — словно быть за каменной стеной, гораздо легче сломить и сделать послушными чужой воле рабынями, чем эмансипированных, независимых, презрительно отвергающих гендерные различия представительниц «старой» Европы.

Мила, лежа на больничной кушетке, слушала рассказ Максима, едва сдерживая слезы. Сколько исковерканных жизней! Сколько сломанных, раздавленных девушек прошли через эту мясорубку, чтобы быть проданными на забаву людской корысти и похоти! Ее возмущало предположение, что доля вины за произошедшее вменялась самим жертвам, якобы это пресловутый национальный характер, делавший их мягкими, податливыми, не способными сопротивляться! Что за чушь! Такое может говорить только мужчина! Те, кому хватало духу или глупости сопротивляться, уже давно числятся в списках в графе «невосполнимые убытки». Она и сама жива каким-то невероятным чудом.

В ответ на гневные слезы и бессмысленный протест девушки, Максим лишь ласково потрепал ее по руке.

— Мила, прости, мне не стоило говорить об этом, — искренне пожалел он, — это не имеет значения. Каждая женщина, что нам удастся спасти и вернуть домой к семье, для меня уже героиня и заслуживает уважения за выдержку и терпение.

Девушка кивнула, принимая извинения, но не успокоилась. Его слова лишь всколыхнули то, что черной гнилью трепетало на задворках ее души. Сколько раз за эти месяцы она сама думала об этом? Что не лучше было бы сопротивляться до последнего, но не дать себя сломить? Раньше, озабоченная лишь выживанием,