Пахомовка. Часть 4: Майор против Хищника. Конец

рисуют зигзаги на скользкой от пота коже, пробегают по татуировке — теперь я вижу её полностью: скелет бросает игральные кости, рисунок странный и красивый, — чертят дорожку к полушариям Хищниковой задницы, даже на вид скорее твёрдой, чем упругой. Интересно, как долго он так может, держать все мышцы в таком напряжении? Рано или поздно он таки обвиснет, выворачивая руки в плечевых суставах ещё сильнее, может, и вообще вывихнет, понятия не имею. Ну да от этого не умирают.

— Тебя когда-нибудь имели в жопу? — последнее слово я произношу смачно, чуть растягивая.

— М-м-мв-в?!

Вероятно, это надо понимать как «нет».

Мой взгляд шарит по стеллажам в поисках чего-нибудь, подходящего для моей цели, пока я рассеянно поглаживаю Рому по заднице — да, облом. Ручки отвёрток мелковаты, здоровенный агрегат, похожий на кондитерский шприц (что им вообще делают, интересно?) я в него и с литром смазки не впихну... А, вот — баллончик с силиконовым полиролем, пожалуй, подойдёт, хотя он тоже не маленький, в меня бы точно не поместился — он больше, чем, скажем, флакон лака для волос, раза в полтора, длиннее и толще. Как бы только колпачок внутри не потерять. Я ловлю себя на том, что думаю о Роме теперь даже с какой-то заботой — большая часть моего праведного гнева, видимо, испарилась вместе с потом во время порки, и то, что я планирую делать дальше, уже скорее игра — для меня. А ведь из меня получилась бы неплохая Госпожа, с самоконтролем у меня всё лучше и лучше. Да и с воображением тоже.

Флакон в моей руке вызывает у Ромы приступ паники — такого ужаса в человеческих глазах я даже в кино не видела. Парень мычит сквозь кляп, мотает головой из стороны в сторону, он бы, наверное, и на колени сейчас бухнулся, если б мог. Но я чувствую — не доломала его ещё. И я знаю, что мне нужно сделать с ним дальше. Не просто засунуть баллон в задницу, нет. Налившийся кровью хер, перетянутый хомутом, уже порядком привстал, независимо от желания парня — и я хочу это использовать. Хочу, чтобы Хищник кончил, когда я буду насиловать его в зад — о, это будет покруче, чем просто его поиметь, куда более вкусно, потому что каждый раз, когда он будет кончать, ещё много-много лет, в его памяти будет всплывать этот постыдный, отвратительный любому нормальному мужику момент. Более того, я знаю, как добавить в блюдо его позора ещё больше специй.

— Рома, ты хочешь жить?

Кивок.

— Тогда давай поиграем. Ты мужик сильный, настоящий, да? Сделаем так: я вытащу кляп. Если ты сможешь ни разу не закричать, пока я с тобой не закончу, я тебя не убью. Более того — отпущу. Разговаривать ты тоже не будешь, если я не прикажу. Согласен?

Кивок.

Трусики-кляп промокли насквозь, тонкие ниточки слюны тянутся следом за ними, когда я освобождаю рот парня. Он дышит тяжело, сглатывает, избегает моего взгляда. Жалко, что на стене нет зеркала, хотелось бы