голос от неудовлетворённой похоти. Не знаю, долго ли это длится, чувство времени я совершенно теряю и даже удивляюсь, когда руке становится тепло и мокро, а из мощной груди Хищника вырывается стон, в котором чего только не намешано. Кончить в руках насильницы — о да, мало кто из парней таким может похвастаться. Повинуясь наитию, я подношу испачканную спермой руку к лицу Ромы, вытираю о его щёки и губы.
— Жри.
— Не...
Возражение я прерываю, попросту затыкая ему рот ладонью. Мокрый горячий язык послушно лижет меня, и мне вдруг опять вспоминаются лошади — я как-то кормила одну почти вот так же сахаром. Приятная дрожь пробегает по телу, от ладони к пояснице и теряется где-то в самом моём распалённом нутре. Я вытаскиваю баллончик из Роминой задницы со смешным звуком — как пробку из винной бутылки. Парень порывисто выдыхает с заметным облегчением — рано! В мою больную голову приходит очередная сумасшедшая идея — остатками спермы я обмазываю донышко флакона, после чего возвращаю нагретый теплом тела предмет в не закрывшийся ещё розовый анус страдальца, с усилием пропихиваю его внутрь до самого конца, ещё и пальцами помогаю — до тех пор, пока он не исчезает внутри совершенно, намертво запертый колечком внутреннего сфинктера.
— Передашь привет проктологу, — думаю, это не самый странный предмет, который когда-либо извлекали из задницы, но хоть кому-то настроение завтра подниму.
Вот теперь я удовлетворена, во мне нет больше обиды, нет даже злости, только... усталость. И болезненная, томящая тяжесть внизу живота.
Хищник плачет. Крупные, тяжёлые слёзы скатываются по щекам к подбородку, падают на пол, оставляя на бетоне тёмные пятнышки — и я отчётливо понимаю, какой он, по сути, ещё пацан. Натягиваю юбку на голую задницу, поправляю одежду, думая о том, как всё странно получилось. И как легко сбросить человека с его уютного обжитого пьедестала — любого человека, будь это майор военной прокуратуры или здоровенный бугай, способный одной рукой подковы гнуть. На каждую силу найдётся другая, стоит только слишком поверить в свою неуязвимость, перестать смотреть под ноги — а там либо забредёшь не туда, либо споткнёшься и сломаешь себе шею. Или в дерьмо вступишь.
Отчаянно хочется вымыть руки, проглотить пару таблеток от головы, запить коньяком и залезть в горячую ванну с пеной, откиснуть хорошенько, прогреться до косточек, а потом соскрести с себя весь этот день вместе со слоем кожи. Не знаю, есть ли смысл заметать следы — я не уверена, как поведёт себя Хищник, придя в себя. Хотя какой он теперь Хищник — избитый, оттраханный, жалкий... Так — Рома. Ромочка... Может, побежит в ментовку катать заяву на майора, ха. Хотя я готова поставить на кон свою свободу, что всё произошедшее так и останется между нами. Что происходит в Вегасе, остаётся в Вегасе.
Задавив в себе желание сказать на прощание что-нибудь пафосное о преступлении и наказании — или, наоборот, язвительное, про долбящихся в зад бритых турникменов, — я просто опускаю парня на пол и перерезаю верёвки и