Сон Василия Петровича

Нет ничего трогательней в мире, чем соски юной девочки, если их раздеть и целовать впервые в девочкиной жизни (и возраст не имеет тут значения). Они не просто нежные, и беззащитные, и чувственные. Они — обещание, и плевать, выполнится оно или нет. Это обещание всегда больше любого выполнения: женщина может умирать в оргазме, но в ее сосках, раскрытых впервые, есть и эта смерть, и рай после нее, и муки приближения, и еще большие муки предчувствия, когда все впервые. И невинность в них тоже есть, и целомудрие, и доверие, которое выше похоти. Такая девочка всегда — одновременно и гетера, и сестра, и дочь. Ее инициация всегда запретна, куда бы ни прятать от этого ум.

Пизденка — совсем другое дело. Это последний рубеж перед великим ритуалом, последнее «а может, все обойдется?», за которым — точка невозврата. Когда она пускает масло под твоим языком, нужно прочувствовать девочкин ужас, пропустить через себе холодок ее бедер, на которых нет ничего, совсем ничего, — и тогда ты распробуешь это масло, горькое от стыда. Лучше, чтобы она была с волосиками, и ты ее побреешь. Это часть ритуала. Девочкина мохнатка — это стыдно, неприлично, она прямо-таки кричит, зияет в воздухе, и этот крик может выбить из девочки все ее мысли и даже дыхание. Девочка превращается в одну большую мохнатку, липкую от стыда и обещания.

Но сосочки... Это, наверно, самый драгоценный момент — когда девочка полураздета, на ней джинсы или юбочка (а ножки босые) — и от пояса ничего нет. Спина — обещание сосков. На ней нет полоски лифчика, она голая и гибкая, как похоть, которая еще пока глубоко внутри, но вот-вот поймет, что выход открыт. Спину можно и нужно ласкать отдельно, мять и лепить ее, как восковую статую, кутать ее в волосы и обмирать вместе с девочкой, когда они щекочут ее всю сразу. И сосочки вначале тоже лучше спрятать в волосы и добыть их — вначале губами, как теленок, и только потом умаслить, облепить влагой, насосать и намучить до лиловости — чтобы девочка присохла к своей спине и хватала воздух ртом. Девочку нужно выдоить нахуй, пока главное еще скрыто, и она твоя наполовину — и пусть эта половина извивается так, что с другой половины сама собой летит одежда, как сброшенная кожа.

И вот тогда... Но нет: еще рано. Золотой принцип первого раза — «вначале оргазм, потом секс». Девочка должна прочувствовать до самого дна своей спазмирующей матки, что без хуя, упертого в это дно, ей не жить. Она должна превратиться в отчаянное тело, хотящее неведомо чего. (Девочка ведь не знает еще, как это бывает, когда ебут. Взаправду, настоящим живым хуем, прободавшим ее собственную девочкину пизденку.) Нужно, чтобы девочка слегка оплавилась от похоти — тогда и хуй войдет в нее как долгожданный гость, а не как захватчик, и бедрышки ее сразу затанцуют на нем, хоть она и понятия не имеет, как это у нее выходит...

Тогда-то девочка и осознает,