в живых. И почему-то за окном мелькали какие-то огни, и вокруг что-то стучало, и он никак не мог понять, что.
• • •
Игра в приличия кончилась на третий день. Маринка выходила голая из душа, впервые смакуя свое бесстыдство, и Василий Петрович ебал ее (не обязательно хуем, но суть-то все равно одна) — ебал ее в коридоре, на кухне, в той же ванной и даже на балконе, хоть из соседнего дома было все видно.
Днем они не виделись — он был на работе, она на учебе, — а вечера были забиты сексом и всеми его оттенками. Ими же были забиты и ночи, и утра, хоть после утренней ебли Василий Петрович чувствовал себя пенсионером на гонках.
В воскресенье они впервые провели целый день вместе. Он не привык ничего с ней делать, кроме ебаться, и нервничал, как пацан на первом свидании. Они были в ресторане, в кино, во всяких красивых местах, говорили о чем попало, и сквозь каждое слово Василий Петрович слышал — «это все ерунда, что я тебе говорю. Вот вечером, когда вернемся...»
Он не стал дожидаться вечера и выебал ее в тихом уголке Воробьевых гор. Это был их первый трах на улице и в одежде. Конечно, удовлетвориться нихуя не получилось, и они летели, возбужденные, домой, чтобы продолжить прямо с порога.
Потом Маринка открыла ноут и висела вконтакте, а Василий Петрович деликатно вышел. Ей кто-то позвонил, и он поднес ей телефон, и пока вручал его — успел краем взгляда зацепить экран и выхватить оттуда:
«Мама, я должна все рассказать. Я встретила мужчину 45 лет и влюбилась, как дура...»
Ему пришлось выбежать во двор и сплясать там калинку-малинку. И потом, когда они пытались трахаться на ночь, но уже было нечем, он гладил ее и пытался сказать что-то, что так хотелось сказать, но губы давно уже разучились говорить такое, и поэтому он просто молчал, чтобы не наговорить лишнего...
• • •
Среди ночи он вдруг проснулся.
Все вокруг двигалось и пульсировало. Кровать была узкой, за окном мелькали огни.
Поезд, вдруг сообразил Василий Петрович.
Ему стало холодно. Маринки рядом не было, потому что полка кончалась сразу за его телом.
— Маринк?... — позвал он.
Никто не ответил ему, и он понял, что один в купе.
«Она еще не подсела» — понял он, — «это позже, за Сарапулом...»
И тут же понял другое.
«И не подсядет» — думал Василий Петрович, леденея. — «Я просто уснул здесь, в купе. Я просто думал про девочек и про их сосочки. Я давно никого не трахал и привык думать на ночь глядя всякую приятную хуйню. Все это мне просто приснилось, а теперь я...»
— Аааа, — тихо закричал он (громко было стыдно).
И почувствовал какой-то внутренней шишкой: главное — не вставать. Может, еще это... Может, получится. Может, все-таки не сон, а...
И он закрыл глаза. Яростно зажмурил их, и еще придавил подушкой, чтобы не мешали огни.
Сонная муть еще колыхалась в голове, и он нырял в нее, нырял, чтобы растаять и выскользнуть из этого поезда, который все
Потеря девственности, Случай