Шанталь, или Прелюдия

на твои прелести.

Мама весело рассмеялась и стала словно моей ровесницей. Мы поели, потом я блаженно вытянулся на тёплых одеялах и закрыл глаза. Мама и Каролина легли рядом, разговаривая шёпотом. Я очень скоро потерял нить их разговора, а ещё через мгновение уснул. Проспал до вечера и проснулся с тяжёлой головой, окружённый тёплыми сумерками. На мгновение вспыхнул в сердце запоздалый страх, но его быстро вытеснило облегчение, когда я вспомнил, где нахожусь, вспомнил преданность в женских глазах. Если здесь мне что-то угрожает, значит, нигде в мире я не найду безопасного места.

Ни мамы, ни Каролины рядом не было. Одиночество никогда не пугало меня, но сейчас я невыносимо захотел, чтобы рядом кто-нибудь был. Я вышел из шатра. Уже темнело. Уже вовсю полыхал огромный костёр, взмывая к темнеющим небесам разноцветными крылами, рассыпающимися яркими искрами. Меня увидели, взяли за руки и потянули к огню. Одна из лесных дев — невысокая, хрупкая шатенка с точёным личиком (из тех, у кого кровь в теле не красная, а голубая) — обняла меня и поцеловала. Когда я сел возле костра, Оксана прижалась щекой к моему виску и прошептала:

— Ничего... если я так посижу?

— Нет-нет, — ответил я, — всё в порядке... я не против...

Она улыбнулась. Её улыбка стала шире, когда я робко просунул руку под плащ и коснулся её груди. Под тёплым, шерстяным плащом, который можно использовать как одеяло, женщина была обнажённой, и я чуть не задохнулся от восхищения — таким нежным и шелковистым было её тело.

— Трогай меня, не бойся, — выдохнула лесная дева, — ты можешь делать со мной всё, что пожелаешь, я в полной твоей власти...

Рядом раздались торопливые шаги, и по-детски тонкий голосок торопливо произнёс:

— Господин, ваша мама просила вас прийти...

Я быстро взглянул на Оксану. Она ласково погладила меня по лицу.

— Ступай, родной. Сегодня ты принадлежишь Шанталь, но завтра... и потом... ты — наш!

Когда я вернулся в шатёр, мама сидела возле жаровни, закутавшись в плащ. Я сел рядом и обнял её за плечи. Мама благодарно прижалась ко мне и задрожала.

— Замёрзла? — спросил я.

— Немного, — ответила она, — а ты как? Привык?

— Не совсем ещё. Ты всегда была со мной, всегда любила... а теперь меня любит почти полсотни таких красавиц, что становится страшно.

— Не бойся, глупый! Мы — дочери Лилит, для нас любить тебя такая же естественность, что для тебя дышать. Просто пей нашу любовь, живи ею — и мы будем счастливы...

Она резким движением сбросила плащ и оказалась полностью голой — как любой из ночей, только теперь я уже мог не сдерживать себя: сейчас мама принадлежала мне целиком, и никакие запреты и законы не могли помешать нам вернуть неразрывный союз матери и дитя... Мама поцеловала меня — не так, как целовала обычно, не как сына, но как мужа, как возлюбленного, как хозяина. Она стала торопливо стягивать с меня одежду, награждая поцелуем каждый освобождённый от прикрытия участок тела. Наконец, нас более ничто не