его стрела, лежит на кочке. А со стрелой рядышком сидит жаба. Буро-коричневая, мокрая, бородавками покрытая.
— Ага! Как мы и думали... — пробормотал царевич. — Ну чё, зелень пузатая, отдавай стрелу мою, — пошутил он.
— Бери, Иван, — вдруг ответил ему кто-то.
Парень огляделся. «Вот что значит с похмелья да с гулянки по болотам шариться, — подумал он. — Послышится же такое. А всё отец с дуростью со своей!».
— Нехорошо, Иванушка, батюшку родного ругать, — опять прозвучал тот же голос. — Он тебе добра желает.
— Бляааа, неужто горячка у меня? — подумал в страхе Иван, повертел головой, кудри взлохматил. — Не, надо завязывать с зельем хмельным.
— Не волнуйся, всё с тобой в порядке. Это я с тобой разговариваю, — успокоил голос.
— Ты? Это кто же? — Иван стал озираться по сторонам.
— Да жаба, что рядом с твоей стрелой сидит.
— Жаба? — Иван уставился на бородавчатое существо, сидящее на кочке. — Ты что ли?
— Да, я, — существо моргнуло круглыми глазищами.
— Ну, дела! — протянул Иван, наклонился и взял стрелу. — Спасибо, — парень поклонился жабе. — Пойду я.
— Постой, Иванушка! — остановила его жаба. — Меня с собой бери. Я же невеста твоя.
— Ты? Невеста?! — Иван ошалело уставился на неё. — Неее, у меня на тебя и не встанет, — твёрдо заверил он. А ежели и попытаться, я ж тебя порву...
— Порвёшь? — переспросила жаба.
— Ну, да, вот смотри, — Иван спустил штаны и продемонстрировал ей свою гордость.
Огромный ствол, сейчас спокойный и поникший, поражал размерами.
— Что ты? Что ты, Иванушка?! — жаба попятилась. — Не об этом сейчас разговор. Для таких дел у тебя Парашка есть. А я так, для порядка. Чтобы батюшке угодить.
— Неее, — протянул парень, — не могу я так... Я, ежели женюсь, то по-настоящему. Что б и душа, и тело жёнушку хотели...
— Ах, Иван, Иван, — жаба покачала головой, — ты бы с братьев пример брал. Думаешь тощую и носатую дочь боярскую хочет твой старший брат Фёдор? Или жирнячку, глупую купеческую дочь хочет твой второй брат Онисим? Нет, не хотят. Но женятся, чтобы отца порадовать. Ведь он не просто отец, а царь-государь. Он чего доброго и осерчать может, репрессии устроить, содержание урезать.
Иван хотел было возразить, что жаба — это даже не толстячка, дочь купеческая и не уродина, дочь боярская, но... не стал обижать жабу. Всё же женщина она. Каково ей, бедной, в бородавках-то? Вот интересно, она девка или как?
— Не думай, Ваня о глупостях, — словно прочитав его мысленный вопрос, попросила жаба. — Бери меня в карман, да ступай домой. Вечер уж наступает.
Вернулись они домой во дворец. Посадил Иван жабу на окошко, а сам спать завалился.