и застонал, сжав зубы. Такого милого задика — уж царевич это знал совершенно точно — не было ни у одной девки и бабы их царства. Царевич зажмурился, потряс головой, не в силах совладать с нахлынувшим желанием.
Девица тем временем стала плескаться с весёлым смехом. Иван вышел из засады, скинул одежду, и тоже вошёл к ней в озеро. Увидев его, вскрикнула красавица, в воду присела, грудь руками закрыла.
— Не пугайся меня, дева красная, — молвил Иван, едва сдерживаясь, чтобы не схватить её сразу, — ты ведь жена моя, которую я в образе жабы знаю. Так приди же ко мне, — он распахнул руки свои для объятий.
— Ах, Иван, всё так, — заговорила девица, — но нельзя нам покуда любови предаваться.
— Скажешь тоже, — Иван с ухмылкой шагнул к ней и привлёк к своей груди.
Его руки скользнули по плечам, к талии, ладони охватили попку упругую. Задрожала девица, вздохнула глубоко, едва скользнув сосцами по груди царевича, чуть отпрянула, выгибаясь, упёрлась ладошками ему в грудь.
— Не всё ты знаешь, Ванечка, — молвила девица.
— Да чего тут знать-то?! — Иван склонил голову свою кудрявую и опустил губы на один сосочек.
Девица застонала, обмякла, но продолжала возражать:
— Ты ведь и имени моего не знаешь...
— Так скажи, — жарким шёпотом выдохнул царевич, терзая уже другую грудь.
— Василиса я... — назвалась красавица, уже подрагивая от его поцелуев.
А Иван молодец — усиливает натиск. Руку между ножками точёными заводит, да складочки гладенькие щупает. У Василисы глаза затуманились, ланиты да уста заалели, точно маков цвет.
— Ох, Ванечка, нетерпеливый ты какой, — шепчет, а сама уж пальцы его в лоно своё пропускает.
И понял царевич, что жена-то его невинна. «Непорядок, — решил Иван. — Разве ж можно замужней бабе девство сохранять при живом-то муже?». Подхватил он Василису на руки и понёс на берег.
— Ваня, Ванюшенька, любый мой, — прижимается к нему девица, — нельзя нам... Если сейчас меня своей сделаешь, разлучит нас Кощей Бессмертный... Это он меня жабой оборотил...
— Ничего... Не бойся, — шепчет Иван, целуя уста её хмельные, медовые, — моя ты! По закону и по сердцу! Никому не отдам!
Вынес он её на берег, травой мягкой поросший, уложил, и принялся всю поцелуями осыпать. Так что металась вскоре под ним Василиса, изнывая от желания. А меч его уж на всём изготове был. И вдруг Василиса ручку свою на него наложила. Призналась, зардевшись:
— Милый, когда по утрам ласкала плоть твою жабьим языком, всё дотронуться хотела.
— Трогай, — расплылся в пьяной улыбке Иван, выставив чресла вперёд.
Но вскоре не было у него уже сил удержать себя, и вошёл Иван в лоно Василисы. Одним натиском забрал её девство, обагрил кровью траву зелёную. Вскрикнула жена его, точно журавлица раненая. И любили они друг друга всю ночь. Каждый уголочек друг друга познали в ласках. Пил, пил, Иван из сосуда её и всё не мог напиться. Василиса же без устали ублажала мужа своего, и не было у царевича дотоле любовницы неутомимее.
На исходе ночи