твердо знала: ей просто необходимо быть самостоятельной. «Самостоятельной» значило — зарабатывать себе на жизнь, отдельную квартиру и (в будущем) учебу. Лиза твердо решила «начать с нуля», как все. «Будем исходить из того, что я серая мышка, и что у меня папа — слесарь», сказала она себе.
На деле это выразилось в том, что Лиза месяц проработала в одном кафе, месяц в другом, но на квартиру, снятую в долг, все равно не хватило, и папе пришлось доплачивать из собственного кармана. Был большой скандал, после которого Лиза ничуть не настроилась сдаться. «Значит, буду просто больше работать», решила она.
Папа, однако, тоже кое-что решил. Пока Лиза прыгала с одной работы на другую, он сделал так, чтобы ей сама собой прыгнула в руки третья.
Лиза, конечно, разоблачила его, но боевой пыл слегка упал, и, повозмущавшись для виду, она согласилась сходить на собеседование.
Это была школа для детей иностранных бизнесменов. Преподавание там велось по-английски, а Лизе предстояло совершенствовать их разговорный русский.
Строго говоря, работать в ней полагалась только выпускникам пединститута, но об этом папа Лизе не говорил, а она не спрашивала. Русский язык там уже был, а Лиза должна была три часа в день тренировать их речь по специальной методике передового обучения, разработанной в этой же школе. Там платили большие, даже по Лизиным меркам, деньги, и ей должно было с лихвой хватить и на квартиру, и на жизнь.
Разумеется, она успешно прошла собеседование, проведенное по-английски (даже если бы Лиза не так хорошо знала язык, она все равно прошла бы его успешно), и ее взяли.
Ночь перед выходом на работу она провела без сна, пробуя у зеркала солидную учительскую походку, строгий взгляд и «садитесь, дети». Как по ней, выходило вполне ничего. Единственное, что было досадно — то, что у Лизы было великолепное зрение, и нельзя было надеть очки.