Пришедшая Из Мира Грёз, или вечная сплюшка. (Часть I)

итоге я защемил кожу на подбородке, резко дёрнулся от боли и треснулся макушкой о полочку для багажа. Было ужасно неприятно, зато она спустилась ко мне со своих дождливых небес для того, чтобы пожалеть, погладить и утешить меня в моём притворном огорчении.

— Так ты не будешь спать, нет?

Я прямо сам не понимал, чего это со мной такое творится.

Она покачала головой с улыбкой.

— Нет, конечно, как же я тебя оставлю в такой печали и с такой царапиной на подбородке.

И ласково поцеловала мой обиженный мною же подбородок.

А потом её губы почти неощутимо коснулись моего уха, сначала мочки, потом скользнули по окружности ушной раковины, и в моё мгновенно затуманившееся сознание вкрался её тихий шёпот:

— И, потом, оставить в одиночестве такого мужчину, соскучившегося и вкусно пахнущего — смертный грех...

Лёгкие касания губ до одной из моих очень чувствительных частей тела во время этого практически неслышного краткого монолога вызвали у меня мурашки.

— Ра... разве грех?

Я замер, боясь шевельнуться, осторожно посмотрел в её сторону. Она же чуть отодвинулась, словно для того, чтобы полюбоваться то ли на мой профиль, то ли на мою реакцию на моём же профиле. Посмотрела на меня своим раздражающе непонятным взглядом. Нет, и снова зашептала мне на ухо, щекоча и будоража...

— О, грех, и ещё какой.

Мне пришлось облизнуть внезапно пересохшие губы.

— А... почему?

— Это очень тяжёлый, я бы даже сказала страшный грех, потому что когда рядом сидит такой настолько неотразимый, что его притяжению совершенно невозможно противостоять, мужчина, высокий, сильный, который так соблазнительно пахнет, оставить его в одиночестве — всё равно что совершить преступление, по тяжести равное клятвопреступлению. Понимаешь?

Сказать по правде, до места про притяжение я ещё кое-как внимал её словам вполуха, а вот дальше был уже как будто непроглядный туман вплоть до слова «понимаешь», так что ничего совершенно я и не понимал.

По коже у меня пробегала приятная дрожь, передававшаяся пальцам, я неосознанно прижался ухом к её щеке, чтобы унять возбуждающий зуд, вызванный её мягкими губами.

— Милая...

— Да?

Она подняла на меня совершенно невинный, ясный взгляд.

— Я... ты... не надо, пожалуйста...

Её глаза удивлённо округлились:

— Что не надо?

— Не надо... ну... кхм... этого делать, пожалуйста...

— Солнце моё, я ничего такого и не делаю!...

Как искусно она изображала праведное возмущение. Я даже отвлёкся и залюбовался.

— ... Я просто разговариваю тобой шёпотом, чтобы не тревожить других пассажиров, вот и всё!

— Да, пожалуй, да... ты права.

— Так что я продолжу?

Её сияющей улыбке не смог бы противостоять даже голодный Дракула, оторванный от обеда. А мне-то куда уж до него. Всё, что я смог сделать, так это спросить предательски вздрагивающим голосом:

— А ты ещё много чего хочешь мне сказать?

Она широко-широко раскрыла глаза, после чего с улыбкой закусила губу.

— Массу всего интересного.

Я безвольно откинулся на спинку сиденья и ощутил её тёплое дыхание сначала щекой, потом кожей возле уха и уже ухом, а потом к нему прижались горячие