ухмыльнулся во весь рот:
— Ладно, дам принцессе еще пару лет на раздумья!
Малик задержал дыханье. Пару лет? Значит, у Гио долгосрочные планы? А он с утра до вечера корит себя тем, что его отказ от плотских радостей, приведет их к окончательному разрыву. Испытав, прилив благодарности, он шепчет в трубку то, чего бы не позволил себе на ясную голову:
— Слышишь, трепач, я люблю тебя...
На том конце провода его друг поперхнулся очередной колкостью. Вот уж чего Гио не ожидал услышать в ближайшее время! Сам он нередко заверял Малика в своих глубоких чувствах, делая это полувсерьез, в игривой манере. Признаться от чистого сердца ему не хватало уверенности. Его приятель терпеть не мог слащавых словоизлияний. Очевидно, он еще не свыкся со своим выбором. Ведь все вокруг было ориентировано на осуждение подобных связей. Не удивительно, что ему, не уживающемуся со своей досадной неправильностью, мысли о такой любви казались крамольными. И вдруг, на тебе!... Его шаловливое сердце так запульсировало, что он и слова обронить не мог. Кто бы мог подумать, что самая банальная фраза на свете еще не утратила своей пьянящей силы. Оторвав трубку от уха, он поднес ее к влажной груди, усыпанной тысячью лунных росинок. Гулкий, ритмичный шаг его взволнованного сердца проник в чуткую мембрану и потек по ночным проводам, упрятанным в спящую землю. Малик с первого такта понял, что за музыка раздается в рецепторе его телефона. Ему сразу захотелось плакать. Господи, он всегда презирал плачущих мужчин! Сглотнув ком в горле, он щелчком пальцев нажал отбой.