Из цикла «В отцы годится» №10: Вместо нее

поднимался, как кран, высовывая багровую башку из крайней плоти. Настя впервые в жизни наблюдала это таинство.

— А теперь я тебя. Хочешь, чтобы от тебя пахло, как от Тамилы? Это ее любимый гель, — он стал сильными, но мягкими движениями мыть Настю. Он не ласкал и не дразнил ее в интимных местах, — он просто беззастенчиво их задевал и касался, а потом сказал — Раздвинь, ты чего? — и влез туда, натянув створки. Последний раз Настю так мыли, когда ей было лет девять...

— Ну вот. Теперь вытираемся — и пошли.

Он подставился ей, потом сам вытер ее и вывел из ванной.

— Баррррабанная дррробь... — шептал он, издеваясь над ней.

Они вошли в комнату, обставленную просто и роскошно. Настя никогда не была в таких богатых квартирах.

— Сейчас мы будем... как ты думаешь, что? Сейчас мы будем пьянствовать! Ты у нас знаменитый алкаш, я знаю, — он подмигнул ей, отодвигая стул. — Садись!

Настя села, поежившись от холода на голой попе.

Эльмаро включил музыку. Настя встрепенулась.

— Узнаешь?

— Это же... это же из вашего шоу «Краденое сердце»!

— Одобряешь?

— Самая любимая, — глухо сказала Настя. Обволакивающая, дерущая по шкуре и нервам мелодия дрожала и пульсировала, как тела Эльмаро и Тамилы...

— А я знаю. — Эльмаро достал из шкафа какую-то штуку. — Раздвинь-ка ножки, Лия.

— Что это? — охнула Настя, хоть и знала, что это.

— Ты знаешь. Раздвинь, раздвинь...

Он деловито, как на медосмотре, пристроил розовый прибор ей в раковинку. Тот впился в Настю неописуемой дрожью, которая вдруг слилась с музыкой. У Насти округлились глаза.

— А теперь пора и выпить. Да ты сядь, сядь удобней, не бойся. Не выпадет.

Эльмаро налил вина.

— Ну что, Лия... Во-первых — за твой талант. Это главное. Я счастлив, что нашел тебя. — Он вдруг стал серьезным, непривычно и странно серьезным. Это забавно сочеталось с его голым хозяйством. — Дзинннь!

Они выпили. Терпкая, вкусная жидкость растеклась по Настиным нервам, смешавшись с вибрацией и музыкой.

— Второй тост — твой, — сказал он. Настя прокашлялась.

— Ну... в общем, спасибо вам, — сказала она басом. — Вот.

— И это все?

— Ну... ну не умею я говорить!

— Кто не умеет говорить — не умеет и танцевать. Сосредоточься.

— Ну...

Дело было не только в этом. Вибрация уже заметно натянула ей нутро, и Настя начинала чувствовать знакомые позывы, от которых в мозги шли помехи, как в телевизор.

— Я... я невероятно рада, что... и я совсем не ожидала... я просто так сюда приехала, я не думала, что так все будет, и вы выберете меня... («Я не могу говорить!» — кричал бедный ее мозг, затопленный вибрацией.) Эльмаро внимательно смотрел на нее, и надо было продолжать: — Но я очень горжусь вашим выбором, и это все нереально круто, и я... я... ааа... ааа...

Язык вдруг отказал ей. Настя опрокинула бокал, обмякая на стуле: вибрация в ней натягивалась, натягивалась — и вдруг набухла, скрутив ее нервы, как губку...

Сладкая волна против воли вскипела в ней, вырываясь стонами из горла. Эльмаро вдруг подбежал к ней,