девочкой. Она... ты ее не знаешь. Она была сильно больна. Так вот: я дала нашей Кире Степанне пустую тетрадку, и она поставила мне там жирную «5», и в журнале тоже. Еще и похвалила перед всем классом! Вот это колдовство, а? — А девочку ты тоже... — Чуть-чуть. Я не знаю, сколько помогла я, сколько лекарства, но она поправилась, хоть врачи приговорили ее... — Слушай, Лин! — А? — А давай... давай полетаем! Раз ты умеешь! И я с тобой тоже! Давай? — Я боялась. Боялась одна. А сейчас... Но... — Что «но»? — Тут нет никаких правил... Короче: это опасно. Я не могу объяснить тебе. Я сама еще не все чувствую, а что чувствую — не понимаю. — Все равно! Давай, Лин! — Хорошо. Закрой глаза.
Витька зажмурился, чувствуя, как тело его снова теряет вес. Он вдруг вспомнил, как летал во сне: нужно просто устремиться вверх, и тогда...
— Вить! СМОТРИ!..
Витька открыл глаза. Они с Линой парили над кроватью.
— Ух!... Попробуй вперед!... — шепнула Лина, и сама подалась к окну. — Не бойся! Можешь отпустить меня, я тебя держу.
Они подлетели к окну. Лина улыбнулась Витьке — и вылетела прочь с чердака. Захлебнувшись сладким ужасом и восторгом, Витька вылетел вслед за ней.
— Аааа! Ииии! Вот это дааа! — визжала Лина, танцуя в лунном луче. — Я еще никогда так не летала. Вииить! Как здооорово!... Эгегеее! — Эгегегеее! — подхватил Витька, и они принялись восторженно орать, отлетая прочь от дачи. — Перебудим всех!.. — Ничего! Никто не услышит! Эгегеее!..
Они летели, обжигаясь о прохладу ночи, а вслед им лаяли собаки. Голая Лина, купающаяся в лунном свете, была умопомрачительно красива, и Витька подлетел к ней. — Что? — Ты очень красивая, Лин. Я... я даже не могу сказать тебе... — А ты не словами скажи. Скажи...
И вдруг Витька ощутил, что Лина понимает его без слов. Он будто почувствовал ее в себе, внутри — и это было так здорово, что у него закружилась голова. Черная ночная бездна под ним и сверкающий лунный океан сверху опрокинули его, и он врезался на лету в Лину. — Ай! Чего дерешься?... Ооооу! — Лина взвыла, потому что Витька обнял ее и стал ласкать прямо в воздухе.
Он ласкал ее лихорадочно, будто торопился объясниться в любви каждой ее клеточке. Он слюнявил ей соски, бодал ее пухлые груди, облизывал ее, как ласковый пес, спускаясь все ниже, и наконец прильнул губами к тому месту, которое недавно горело под ударами его писюна. Лина растопырилась пошире...
— Аааа!... Ты что? Тебе не противно? — А тебе? — Мне? Аааа! Витюся, миленький, зайчик мой... Я умираю!... Еще, еще так, еще...
Она танцевала в серебристом мареве, а Витька пролизывал ее насквозь большим мягким языком, горящим от соли. Вскоре Лина выгнулась — и вдруг, обхватив ногами Витьку, взмыла вверх. Ее раздирал крик. У Витьки екнуло в груди, но он крепко держал ее за бедра и старательно работал языком, исторгая из Лины все новые и новые счастливые вопли.
—