Асимметричный ответ («Показали...»)

меня весьма средние, не то, что у этого... Долдона.

— Ах ты, чёрт тебя дери, — досадливо хлопнул себя ладонью по колену организатор асимметричного ответа. — Что же ты так, а? Родина-мать растила-кормила и всё не впрок?

— Мне придётся, — вдруг серьёзно сказал комсомолец. Делегация с невыразимым теплом и надеждой посмотрела на вожака подрастающей смены.

— Уверен в себе, сынок? — спросил с надрывом в голосе комитетчик.

— Да! Только у меня это... шары-то обыкновенные, зато сам снаряд подходящего калибра. От деда, по наследству достался, — с гордостью добавил комсомолец.

— Так это и хорошо! Пойди-ка, парень оглуши этих... — загалдели обрадованные соотечественники. — Снаряд, брат, важней! Яйца что? Тьфу на них! А снаряд — то, что надо. Давай, парень, бронебойным... упреждение десять, угол сорок пять градусов!

Цфасман поперхнулся, хрюкнул в тарелку, сделал попытку что-то сказать, но на него замахали руками: — Жуй себе, белобилетник, — не подрезай молодым крылья.

На стол герой безымянного края не полез. Встал в сторонке, завозился с пуговицами на брюках. Истомлённые ожиданием, зарубежные коллеги сгрудились вокруг. Послышались подбадривающие выкрики с мест. Любительница сонетов опять переменила решение и, растолкав локтями зрителей, прорвалась в партер.

— Раз, два... три! — скомандовал секретный агент.

Дальнейшее произошло настолько быстро и сумбурно, что показания участников впоследствии существенно разошлись. Приходится передавать только доподлинно зафиксированные факты.

То, что выпрыгнуло на свет одновременно с падением брюк и семейных трусов, оказалось не просто снарядом, а каким-то более серьёзным видом вооружения. Даже у видавшего виды комитетчика отпала челюсть. Гипертрофированный орган превосходил всякое воображение, вызывая законную гордость за отечественного производителя.

На бельгийцев сия мощь произвела странное воздействие. Весёлые лица сделались испуганными, послышались сдавленные возгласы, кто-то упал в обморок, и вся команда хозяев ринулась гурьбой к двери, опрокидывая стулья и роняя на пол посуду. Прямо в спуспущенных штанах по столу позорно улепётывал инициатор соревнования. На поле боя осталось несколько парализованных блондинок закрывших лицо руками, и замерших в позе покорности.

— Ни хрена себе, как их разобрало! — воскликнул потрясённый КГБэшник. — Вдребезги! Молодец, комсомол, надевай штаны.

— Да-да, без шансов. Дохихикались, паразиты... — вторили радостно Рябов с Поповым.

Цфасман, до сей поры лишённый права голоса, в наступившей тишине отчётливо произнёс:

— Абзац! Отъездились, — и тоскливо обвёл глазами застольное изобилие.

— Чего ты там бурчишь?! — прикрикнул на него комитетчик, но в голосе проступила неуверенность.

— Ищи г'аботу на свежем воздухе. Накомандовался, пат'гиот... — нагло заявил переводчик.

— Что случилось-то, говори толком, — обеспокоенно спросил «гвоздь программы». — Они же сами просили показать.

— Показать что? Болваны! Яйца — можно, здесь это п'гизнак мужественности, вот — он ткнул в Попова — как бицепсы, как усы, как волосы на г'гуди, как... нога согок пятого газмега! А сам ог'ган — ни-ни. Это пог'ног'гафия и междуна'годный скандал, — закончил Цфасман. — Всё, аут.

На молодёжного лидера старались не смотреть. Разжалованный командир кусал губы и утирал лоб измочаленным носовым платком. Рябов мысленно прощался с грамотой. Попов задумчиво ощупывал бицепсы.

Робко заглянули в дверь первые смельчаки. Бельгийки оказавшиеся в плену у «красных извращенцев» собрались стайкой рыбок в